Предисловие автора к русскому изданию 26 страница

его перенесла.

Указанные только что мотивы не противоречат мистическому

происхождению этих обычаев. Было бы опасно, например, завладеть

предметами усопшего: тот, кто стал бы ими пользоваться, рисковал

бы вызвать гнев и раздражение покойника и сделаться жертвой его

мести. Можно думать и так, что покойник будет признателен за за

боты тех, которые отправили с ним в путь все, что ему принадле

жало, и в награду не станет смущать покоя оставшихся в живых

и т. д. Однако эти соображения и мотивы играют второстепенную

роль. Они находят объяснение в первоначальной мистической связи

между предметами, принадлежавшими покойнику, и самим покой

ником, тогда как мистическая связь не может быть объяснена этими

мотивами, имея источником непосредственно коллективные пред

ставления, свойственные пра-логическому мышлению. Для послед

него на данной стадии владение, собственность, пользование

совершенно не отличаются от сопричастности. Мистическая связь не

может быть разрушена смертью, тем более что покойник продолжа

ет жить и его отношения с общественной группой не обрываются

окончательно. Если говорить нашим языком, то он останется собст

венником того, что ему принадлежит, и рассматриваемые обычаи

просто свидетельствуют о том, что право собственности за ним при

знается. Следует только разуметь, что в этот момент собственность

заключается в мистической связи, в сопричастности владеющего и

его имущества. Данная связь не позволяет возникнуть даже мысли

о том, что имущество может перейти в другие руки или, перейдя к

другому, на что-нибудь сгодится, не говоря уже о тех гибельных по

следствиях, которые способно повлечь само нарушение мистической

связи.

Хотя наблюдатели очень далеки обычно от описанной системы

идей, бывает все же, что сам их способ выражения подтверждает бо

лее или менее отчетливо наш взгляд. Прежде всего, нам часто сооб

щают, что погребению, разрушению и принесению в жертву

подвергаются предметы, принадлежащие покойнику лично, т. е. пред-

меты, которые были изготовлены им самим или находились в его

исключительном пользовании. Разрушение и уничтожение не распро

страняется обычно на предметы, которые являются собственностью (в

мистическом смысле) других членов семьи. <Вдова хранит все корзи

ны и украшения, сделанные ею>. На Новой Гвинее <часть луков и

стрел мужчины и вообще всего, что ему принадлежит, ломается на

могиле, и осколки оставляются здесь в качестве свидетельства неспо

собности покойника пользоваться ими впредь. Подобный обычай со

блюдается также и в отношении кухонной утвари или орудий

женщины. На могилу кладут ее юбку и все, что она носила в момент

смерти>. Иногда наблюдатель указывает на мистический характер

связи между покойником и принадлежавшими ему предметами.

<Одежда, оружие, утварь покойника погребаются вместе с ним. Чел

нок из коры опрокидывается на его могиле или пускается по воле те

чения. Все предметы, принадлежавшие покойнику, но не могущие

быть погребенными вместе с ним, приносятся в жертву. Их сжигают,

бросают в воду или вешают на деревьях, ибо они являются элн'ари

этап, т. е. заклятыми. Это новый вид табу, который часто встречает

ся и в других местах>. Последнее сравнение, на наш взгляд, очень

метко, тем более что это табу налагается на тех, кто составляет часть

той же общественной и религиозной группы, что и покойник, но не

касается прочих. Так, у баранта, когда умирает член племени, <одеж

да и все, что он носил на себе, бросаются в его оставляемую на про

извол судьбы хижину. Тарелки, сосуды для браги разбиваются на его

могиле: никто не смеет к ним притронуться>. Жюно, однако, замеча

ет: <Кроме христиан... Одна новообращенная из Рикатла, по имени

Лоне, рассказывала мне, смеясь, что она очень дешево дополнила

свой комплект посуды, купив ее у наследников одного покойника, ко

торые готовы были отдать ее почти задаром>. Последний факт весьма

знаменателен. Несомненно, у баронга мистическая связь между чело

веком и принадлежащими ему предметами недостаточно сильна, для

того чтобы эти предметы обязательно приводились в то же состояние,

что и их владелец после смерти. Однако для оставшихся в живых

они - табу, и их предпочитают скорее уничтожить, чем пользовать

ся ими. Однако доказательством, что туземцы их уничтожают не для

того, чтобы покойник мог ими пользоваться, или из страха, что он

придет за принадлежавшими ему предметами и т. д., служит тот

факт, что они без особых угрызений совести уступают их соплемен

никам, принявшим христианство.

И у го, бенгальских дравидов, по смерти человека уничтожают его

личные вещи, однако в основе происходящего отнюдь не лежит

мысль, что покойник извлечет из этого какой-нибудь прок. <Го всегда

на такой вопрос отвечали отрицательно. Они давали мне то же обь-

яснение, которое я получил уже от туземцев чуликата мишми в

Верхнем Ассаме: они не хотят извлекать выгоду из смерти члена

семьи... Они бросают в огонь все его личные вещи, одежду и сосуды,

которыми он пользовался, оружие, которое он носил, и серебро, ко

торое было на нем. С новыми предметами, однако с такими, которы

ми он еще не успел попользоваться, поступают не так, как с теми,

которые принадлежали ему долго, - их не уничтожают. Часто слу

чается, что уважаемые лица, находящиеся в преклонном возрасте,

воздерживаются от ношения новых одежд, которые поступают в их

владение, для того чтобы избежать уничтожения обнов во время по

хорон>. Трудно дать лучше почувствовать, что собственность по своей

сущности - мистическая связь, установившаяся между владельцем и

предметами, которые стали сопричастны ему каким-нибудь образом,

потому, например, что данное лицо употребляло их или носило на

себе; если предметы уничтожаются со смертью владельца, то это про

исходит потому, что смерть не обрывает мистической связи: соприча

стность продолжается. С одной стороны, она противодействует всякой

возможности пользоваться предметами, с другой - обусловливает

обычаи, отдающие, так сказать, вещи в распоряжение покойника.

Нет непременной необходимости, чтобы предметы покойника под

верглись уничтожению. Покойник может оставаться владельцем жи

вых богатств. <Есть духи (покойников), которые становятся очень

богаты скотом и рабами в результате делаемых им постоянно прино

шений; этот скот считается священным, за ним наблюдают родствен

ники покойника, духу которого скот принадлежит>.

Возможно, что в этой сопричастности, сохраняющейся между по

койником и тем, что с ним мистически связано в виде собственности,

следует искать источник большого числа обычаев, относящихся к тра

уру, особенно обычаев, часто столь жестоких, сложных и продолжи

тельных, которые обязательны для вдов в некоторых обществах

низшего типа. Некоторые соображения склоняют именно к такому

выводу. Прежде всего, обыкновенно вдова перестает соблюдать эти

обычаи как раз в тот момент, когда происходит церемония, венчаю

щая траур, т. е. когда завершается вторая стадия смерти, когда

смерть становится окончательной и обрываются все отношения между

покойником и общественной группой. Однако в тот промежуток, ко

торый отделяет смерть от заключительной церемонии, покойник даже

после первых похоронных обрядов особенно внимателен к поведению

вдовы. Он наблюдают за нею и готов вмешаться, если она не соблю

дает траур по всей строгости. Родственники покойника прилагают

старания, чтобы вдова не уклонялись от своего долга; в противном

случае они могут наказать ее и даже убить. Следовательно, между

вдовой и ее покойным мужем сохраняется весьма сильная связь. Кро-

Me того, эта связь при жизни мужа во многих отношениях походила

на то, что мы называем собственностью в том мистическом смысле,

какое имеет данное слово для пра-логического мышления. В огром

ном числе низших обществ начиная со дня заключения брака жен

щина, которая до этого пользовалась величайшей свободой в половом

отношении, становится табу для всех членов группы, кроме мужа'.

Она принадлежит ему не только потому, что он ее приобрел, иногда

за очень дорогую цену, и измена становится, таким образом, своего

рода кражей, но и потому что между женой и мужем устанавливается

сопричастность, которая, несомненно, ставит женщину в зависимость

от мужа, но также ведет к тому, что действия жены отражаются на

муже. Например, если муж находится на охоте или на войне, то его

успех и даже жизнь могут пострадать от неосторожного или неподо

бающего поступка жены. Если муж отсылает жену и дает ей развод,

то мистическая связь обрывается. Однако если он с ней не развелся,

если он умер, то между ними сопричастность сохраняется со всеми

вытекающими последствиями.

В наиболее строгом смысле последствия должны были бы приво

дить к смерти вдовы вместе со смертью мужа. Но как раз подобный

обычай часто встречается даже в обществах уже довольно высокого

типа в тех случаях, когда покойный - важная особа. Не раз при

смерти африканских царьков их жены или по крайней мере часть

жен приносились или, скорее, приносили себя в жертву. <В былые

времена, - говорит Эллис, - едва только царь испускал дух, жен

щины во дворце начинали ломать обстановку, украшения, утварь и

затем убивали себя самих>. Известно, что в Индии, на Дальнем Во

стоке, особенно в Китае, самоубийство вдов на могиле мужей еще до

вольно распространено. Характерны выражения, в которых об этом

рассказывает де Греет. <Наиболее многочисленной, - говорит он, -

является группа, охватывающая самоубийства, совершаемые вдовами,

которые хотят избежать риска выйти снова замуж или каким-нибудь

другим способом нарушить верность и целомудрие... И действитель

но, будучи собственностью мужа, всякая достоуважаемая вдова даже

после смерти мужа может считать факт своей принадлежности дру

гому лишь величайшей несправедливостью в отношении покойного,

как бы воровством... Она будет бояться, что воссоединится с мужем

в другом мире менее чистой, чем была во время его смерти. Эти со

ображения и мотивы, по всей видимости, весьма древние, их зарож

дение следует относить к быту племени... которое имело в обычае

*Например, у маори в Новой Зеландии <когда-то каждая женщина... могла вы

брать себе столько возлюбленных, сколько ей было угодно, не вызывая ни у кого осуждения, пока родные не выдавали ее замуж; с момента замужества она становилась many и в случае неверности ей грозила смерть.

оставлять в пустыне на произвол судьбы вдову на том основании, что

после смерти мужа она становится женой духа; это племя обращалось

на деле со вдовами так, как китайцы еще и ныне поступают обыкно

венно с неодушевленными вещами покойников>.

Но вдова становится женой духа лишь временно, до того момента,

когда совершается церемония, делающая смерть вполне законченной

и обрывающая последние связи между покойником и его обществен-

<ой группой. Вдову, следовательно, можно оставлять в живых, если

только создать такие условия, при которых дух покойника, который

все еще хозяин, не разгневается и не сочтет себя вправе вернуться

для защиты своих притязаний, смущая покой общественной группы.

Отсюда берется большинство обычаев, обязательно выполняемых вдо

вою, хотя те, которые требуют их соблюдения, часто представляют,

что действуют по иным мотивам, например из желания избежать

опасного прикосновения, так как вдова, будучи осквернена смертью

мужа, может передать скверну оставшимся в живых, и т. д. Впрочем,

в утилитарных мотивах остается след мистической связи, позволяю

щей нам добраться до первоначального смысла обычаев. Упомянутые

мотивы, однако, второстепенны, существенна мистическая связь. Не

входя в крайне сложные подробности обычаев траура, объяснение ко

торых не является задачей настоящей работы, я приведу несколько

примеров, показывающих, что вплоть до церемоний, завершающих

последнюю стадию смерти, жена остается мистической собственно

стью умершего мужа и необходимы специальные обряды для прекра

щения этой сопричастности.

У северных племен Центральной Австралии <итиа (младший

брат) умершего отрезает волосы вдове и затем сжигает их... Следует

прибавить, что рано или поздно женщина становится собственностью

итиа. Волосы с головы вдовы бросаются в огонь. Вдова посыпает свое

тело золой из очага и продолжает это делать в течение всего траур

ного периода. Если бы она не поступала так, то атниринья, или дух

покойника, который за ней следует повсюду, убил бы ее и снял с ее

костей мясо>. Когда траур кончается и покойник отправляется на сто

янку в Алчеринга, вдова отдается одному из младших братьев покой

ника. Однако и это не обходится без сложных церемоний. Наконец,

<в какой-нибудь вечер женщина отправляется на стоянку итиа, но

спят они отдельно, по разным сторонам очага. На следующий день

итиа передает женщину мужчинам, находящимся с итиа в родст

ве, - ункалла, иммунна, окилиа, итиа, гаммона и окниа, т. е. пред

ставителям всех классов. Все они имеют право иметь сношения с

вдовой и дают ей в подарок альпита, красную охру, полоски меха

и т. д. Подарки она несет на стоянку итиа, который украшает ее по

лученными полосками меха. Ранее итиа послал через нее этим лю-

дям в подарок копья и щиты, без чего они позже имели бы право

убить его, если бы он овладел вдовой, не сделав им подарка и не по

зволив им иметь с ней сношения. Если намеченный итиа отказыва

ется от вдовы, то она переходит к другому, более молодому брату>.

Для того чтобы могла установиться мистическая связь между женщи

ной и ее новым хозяином, недостаточно, чтобы связь между ней и

умершим хозяином была прервана смертью последнего. Женщина

должна была, так сказать, сделаться бесхозной, дабы снова стать

чьей-либо собственностью. При этом она вправе стать собственностью

брата покойного мужа. Здесь приходит мысль о левирате. Не отрицая

утилитарного и юридического характера, который принял этот инсти

тут в очень многих обществах, мы в результате всех изложенных вы

ше соображений приходим к выводу, что источник данного обычая

следует искать в коллективных представлениях того же рода, что и

представления, руководящие поведением австралийцев.

У баранта сохранение связи между вдовой и умершим мужем ясно

выражено в следующих обычаях: <В течение недель, которые следуют

за смертью мужа, совершаются два предварительных обряда: то, что

называют бегством в кустарник. Вдова тайком покидает селение по

койника. Она уходит далеко, в те места, где ее не знают, и отдается

какому-нибудь человеку невысокой нравственности. Однако она не

беременеет от него. Она вырывается и возвращается к себе, убежден

ная, что отделалась от своего несчастья>. Вдова отделалась от прокля

тия или скверны, ставших ее уделом в результате смерти мужа..

Немного времени спустя один из родственников покойного, тот, кто

по закону наследует эту женщину, приходит к ней и приносит ей по

дарок... прося отнести его своим родителям и известить их, что та

кой-то явился за ней. Отныне этот мужчина будет заботиться о ней.

На него возлагается забота об ее урожае, он станет навещать ее в

селении покойного. Однако в течение целого года вдова не покинет

своего жилища. Она еще раз обработает землю для умершего мужа,

и, лишь когда произойдет ввод во владение наследника, она отпра

вится к своему новому господину и сделается его женой...

Однако супруга, полученная по наследству, отнюдь не является

собственностью наследника в отличие от купленной жены. По суще

ству, она остается собственностью старшего сына покойника. Она

лишь женщина <для спанья>. Дети, которых она имела от первого

мужа, принадлежат не второму мужу, а старшему сыну первого. Те

дети, которых она родит в новом положении, также не станут собст

венностью наследника покойного. Считается, что новый муж еще ра

ботает для своего покойного брата (или дяди с материнской стороны),

и плоды этого своего рода полубрака также достаются подлинному

главе наследства, старшему сыну. Новому мужу может принадлежать

лишь одна из родившихся в этом браке девочек. Но зато ему принад

лежит привилегия получать каждый вечер свою миску пищи от новой

жены>. В этом случае <изъятие из собственности> вдовы не является

полным, а так как собственность в обществе ранга уже облечена в

юридические формы, то сопричастность, длящаяся между женщиной

и покойным мужем, выражается в определенных правоотношениях

между лицами.

Таким образом, по крайней мере часть траурных обычаев должна

восходить к длящейся сопричастности, которая в пра-логическом

мышлении соответствует тому, чем для логического мышления станет

понятие собственности. На данной стадии это еще не понятие, а одно

из тех представлений, одновременно общих и конкретных, примеры

которых мы видели в большом количестве и которые всегда окутаны

комплексом мистических идей и чувствований. Предмет, которым

владеют, сопричастен природе того, кто им владеет, предмет, кото

рый принадлежал покойнику, сопричастен природе покойника (по

крайней мере до церемонии, завершающей траур) и внушает те же

чувства, что и покойник.

По тем же соображениям, однако, не менее неприкосновенна и

собственность живого. Предметы, находящиеся в чьем-либо владении,

сопричастны их собственнику в такой мере, что никому другому нет

интереса завладеть ими. Так, у гвианских макузи <собственность

каждого индивида, заключается ли она в его шалаше, или в его ут

вари, или в его возделанном участке, является священной. Наруше

ние права собственности, за исключением случая войны, почти

невозможно. Споры и конфликты из-за собственности поэтому иск

лючительно редки>. Достаточно также каким-нибудь внешним зна

ком показать, что предмет кому-нибудь принадлежит, чтобы он

сделался неприкосновенным. <Про дикарей кулана рассказывают, что

они окружили свои плантации простой шерстяной ниткой или лианой

на высоту двух футов от земли, и это в полной мере служило защи

той их собственности: величайшим преступлением было бы пересту

пить преграду, все верили, что совершивший такой поступок не

замедлит умереть. Такое же верование господствует и у амазонских

индейцев>. В Новой Зеландии <туземец оставляет иногда на совер

шенно открытом месте все свое имущество, отметив только (кусочком

воска), что оно принадлежит ему, и, как бы часто ни было посещаемо

это место, никто не тронет имущества... Небольшим кусочком воска

человек обеспечивал неприкосновенность входа в свое жилище, в ко

тором находилось все, что было ценного, где хранились его припасы:

никто не осмелился бы дотронуться до этого входа>. Другими слова

ми, <если кто-нибудь хотел защитить от посягательства свой урожай,

жилище, одежду или что бы то ни было еще, он делал их many. Если

он выбрал дерево в лесу для изготовления челнока, то в том случае,

когда он не имел возможности заняться им немедленно, делал его

типу по отношению к себе, т. е. превращал в свою собственность, об

вязав его травой>.

Поскольку собственность является, таким образом, <священной>,

она не нуждается в защите при помощи внешней силы, а это отно

сится в одинаковой мере к тому, что принадлежит целым группам, и

к имуществу отдельных лиц. Согласно Б. Смиту, <каждому из членов

племени точно известно, какая территория принадлежит племени,

границы проведены столь же тщательно, как если бы это делал зем

лемер>. То же мы видим и у племен Центральной Австралии. Спен

сер и Гиллен говорят, что между ними никогда не бывает конфликтов

по этому поводу и что никогда ни одно племя не пытается овладеть

территорией другого. И что бы оно могло с ней сделать? Представле

ние о территориях прежде всего мистическое. Главенствующую роль

играет не количество дичи или воды, находящееся на территории, а

распределение <местных тотемических центров>, где пребывают духи,

ожидающие своего перевоплощения в племени. Какой же смысл од

ному племени сгонять с данной территории другое племя, чьи предки

здесь мистически жили и продолжают жить? Партиципация между

общественной группой и почвой столь тесна и близка, что не возни

кает даже и мысли об изъятии земли из собственности определенного

племени. При таких условиях собственность группы <священна>, по

выражению Шомбургка: она неприкосновенна, и на деле ее не нару

шают, поскольку коллективные представления, упоминавшиеся нами,

сохраняют свою власть и силу.

Это мистическое чувство собственности может в некоторых случа

ях сделаться препятствием к обмену. Дать что-нибудь из своего иму

щества - значит дать что-то от себя, следовательно, дать власть над

собой. Обмен - операция, содержащая в себе мистические элементы.

Как бы это ни было выгодно и соблазнительно, но часто первобытный

человек сначала станет от него отказываться. <Они не любят прода

вать иностранцам. Когда мексиканец хочет купить барана, зерно или

пояс, то тарагумар сначала говорит, что ему нечего продавать... По

купка устанавливает своего рода братство между обеими сторонами,

которые в дальнейшем называют друг друга нарагуа, между ними

возникают отношения, почти похожие на те, которые существуют

между compadres' у мексиканцев>.

*Кумовьями или кунаками.

После церемоний, завершающих траур, смерть индивида стано

вится полной в том смысле, что его сношения с общественной груп

пой, в которую он входил при жизни, окончательно обрываются.

Если все, что ему принадлежало, не было уничтожено, то оставшимся

имуществом можно располагать. Его вдова может стать женой друго

го. Даже имя его, которое до этого было запрещено произносить, мо

жет быть, как мы это видим у некоторых племен, пущено в оборот.

Значит ли это, что между покойником и живыми исчезло всякое вза

имное влияние? С точки зрения логической мысли, которая не терпит

противоречия, неизбежным кажется именно такое последствие. Не

так, однако, обстоит дело для пра-логического мышления, которого

противоречия не пугают, по крайней мере в его коллективных пред

ставлениях. С одной стороны, после заключительной церемонии не

чего больше бояться, нечего ждать от покойника. С другой, однако,

общественная группа ощущает себя живущей в самой тесной зависи

мости от своих мертвецов вообще. Группа живет и сохраняется лишь

благодаря им. Прежде всего само племя по необходимости пополня

ется из их среды. Затем благоговение, которым окружены, например,

у австралийцев чуринги, те чуринги, которые представляют предков,

даже суть предки в том смысле, какой имеет данное слово при законе

сопричастности; периодически совершающиеся племенами тотеми-

ческие церемонии, от которых зависит их благополучие, наконец,

другие институты - все это свидетельствует о сопричастности, ощу

щаемой между общественной группой в ее нынешнем виде и ее по

койниками. Речь идет не только о недавно умерших, трупы которых

еще не совсем разложились, но главным образом о покойниках,

ушедших на стоянку Альчеринга: последние пребывают в чурингах, а

также и в своих нанья, в том месте, где их мифический предок исчез

под землей.

Возникает ряд неопределенных трудностей для логического мыш

ления, которое не в состоянии допустить многосущность личностей,

их одновременную локализацию в нескольких разных местах. Уже

когда речь идет о периоде, предшествующем концу траура, т. е. окон

чательному уходу покойника, мы плохо понимаем, как это возможно,

чтобы покойник одновременно пребывал в могиле вместе с телом и в

то же время был в жилище, где обитал при жизни, в виде своего рода

домашнего бога, хотя, на взгляд китайцев, например, в этом нет ни

чего несообразного. Еще в меньшей мере, однако, мы можем уложить

в абсолютно понятную схему коллективные представления австра

лийцев, относящиеся к совершенным покойникам. Мы не в состоянии

ни определить при помощи ясного понятия индивидуальность этих

покойников, ни составить себе удовлетворительное представление о

том, каким образом общественная группа сопричастна их бытию, а

они сопричастны группе, пользуясь терминами Мальбранша. Досто

верно, что взаимная сопричастность реальна, как было показано вы

ше, что ее отнюдь не следует смешивать с тем, что в других

обществах будет названо культом предков, что она связана со свой

ствами, присущими пра-логическому мышлению.

Когда рождается ребенок, определенная личность вновь появляет

ся, или, говоря более точно, возрождается. Всякое рождение - пере

воплощение. Существует большое множество обществ, негрскйх,

малайско-полинезийских, индейских (группы сиуксов, алгонкинов,

ирокезов, пуэбло, северо-западных), эскимосских, австралийских, где

правилом является система перевоплощения покойника и унаследова

ние его имени в семье или в клане. Индивид рождается у племен се

веро-западной Америки вместе с именем, с социальными функциями,

с гербом... Число индивидов, имен, душ и ролей в клане ограничено,

и жизнь клана не что иное, как совокупность возрождений и смертей

всегда одних и тех же индивидов. Хотя и в менее чистом виде, но это

явление существует как необходимый институт также у австралий

цев, у негритосов. Клан по своему происхождению осознается и пред

ставляется связанным с какой-нибудь точкой земной поверхности,

которая служит центральным обиталищем тотемических душ, с теми

скалами, в которые вошли предки и откуда выходят зачатые дети, от

куда, наконец, распространяются среди тотемического вида души жи

вотных, размножение которых обеспечивается данным кланом.

Таким образом, рождение - просто переход от одной формы жиз

ни к другой, совсем так же, как и смерть. Подобно тому как смерть

индивида, по крайней мере в первый момент, есть лишь перемена об

становки и местопребывания при неизменности всего остального, так

и рождение есть лишь переход индивида к свету при посредстве ро

дителей. <Ребенок не есть прямой результат оплодотворения. Он мо

жет явиться и без него. Оплодотворение лишь подготовляет, так

сказать, мать к зачатию и рождению в мир ребенка-духа, наперед

уже образовавшегося, обитающего в одном из местных тотемических

центров>. Принимая во внимание общую ориентацию пра-логическо-

го мышления и его преимущественный интерес к мистическим эле

ментам всякого явления, физиологическая сторона рождения

заслоняется бесконечно более важным представлением о тотемиче-

ских связях между ребенком и родителями. Совершенно неизбежно,

что рождение, как жизнь, смерть и болезнь, представляется в мисти

ческом виде, в форме сопричастности. У племен Северной Австралии

родословная класса, а также тотема строго ведется по отцовской ли

нии. Ребенок-дух никогда не вселится в женщину, если она не жена

мужчины, принадлежащего к той же половине племени и тому же

тотему, что и ребенок. Вообще, австралиец считает, что дух входит

в женщину, дети которой рождаются в том же классе, к которому

принадлежит он сам. Духи, так сказать, подстерегают возможную

мать в разных местных тотемических центрах, в которых они пребы

вают. Каждый дух сознательно, по своей воле и безошибочно выби