Крупное землевладение и землевладельцы 4 страница

Раскрывается достаточно сложная картина. Поскольку вся­кая крупная вотчина этого времени строилась в принципе по одному плану, терминология для обозначения отдельных про­слоек сельского населения, как в этом нетрудно убедиться, не от­личалась большой устойчивостью и точностью, мы можем и в вот­чине смоленского епископа,подметить уже знакомые нам черты.

В двух названных селах велось собственное хозяйство епи­скопа трудом холопов и крепостных людей, очень похожих на крепостных смердов, так как изгои не холопы и мыслятся в дан­ном случае прочно сидящими на земле земледельцами, работаю­щими не только па епископа, но и на себя, т. е. ведущими и соб­ственное хозяйство. К такому предположению я прихожу отчасти путем исключения: изгой в данном случае ие холоп, не рядович- закуп, не вдач. В то же время ои прикреплен к земле и лицу. Кто же он в таком случае, если не крепостной землероб, очень близ­кий по своей социальной природе к зависимому смерду или западноевропейскому серву^[189].

Слишком общий по неизбежности очерк истории организации крупной (княжеской, боярской и церковной) вотчииы примет гораздо более конкретные очертания, если мы рассмотрим каж­дую из категорий непосредственных производителей, своим трудом обслуживающих хозяйство феодала.

Совершенно понятно, что начинать наш обзор необходимо с расшифровки понятия челяди, которой оперирует древнейшая «Русская Правда».

Челядь

''Совакупность работающего на вотчинника населения древ­нейшая «Русская Правда» обозначает старым термином «челядь».

Этот термин знают и летописи и ряд отдельных документов частноправового и литературного характера, оставленных нам нашей древностью.

К сожалению, все эти документы дальше X века в прошлое не идут, между тем как челядь — явление гораздо более старое.

Совершенно ясно, что на основании наших источников мы мо­жем уверенно говорить о челяди только относительно IX—ХШ веков (может быть, и VIII века, поскольку содержание дрёвнейшей «Правды» мы можем отнести приблизительно к этому времени). XIII век — время отмирания челяди. Вникнув в содержание этого термина, мы сможем увидеть, кто именно входил в это время в состав данного комплекса, и, может быть, перед нами раскроется то, что до сих пор было покрыто плотной пеленой тумана.

В «Русских Правдах» мы имеем очень много сюжетов перво­степенной важности, иа которых часто сосредоточивалось вни­мание исследователей. Конечно, и «челядин» и «челядь» всегда относились к важнейшим объектам исследования, но нужно прямо сказать, что те представители буржуазной науки, которые правильно понимали эти термипы, не делали всех вытекающих отсюда выводов; в нашей же советской науке этим термином зани­мались очень немногие: одни не могли, другие не успели или не сумели использовать одно из наиболее ответственных и содер­жательных понятий, которыми так часто оперировала в опреде­ленный период наша древность. Ниже я вернусь к разбору лите­ратуры вопроса, а сейчас хочу обратиться к нашим источникам.

«Русская Правда» хорошо знает термины «челядь» и «челя­дин». В древнейшей «Правде» челядина называют две статьи —11 и 16: «Аще ли челядин скрыется либо у варяга, любо у кольбяга, а его за три дии не выведут, а познают и в третий день, то изымати ому свой челядин, а 3 гривне за обиду» (ст. 11). «Аще кто челядин пояти хощет, познав свои, то к оному вести, у кого то будет ку­пил: а той ся ведет ко другому, даже доидеть до третьего, то рци третьему: вдай ты мне свои челядин, а ты своего скота ищи При видоце» (ст. 16).

И непосредственно за этой 16-й статьей; идет следующая, 17-я: «Или холоп ударит свободна мужа, а бежит в хором;

а господин начнет не дати его, то холопа пояти, да платит гос­подин за нь 12 гривне; а за тым где его налезуть удареииый той муж, да бьют его».

Этим статьям древнейшей «Правды» имеются параллели и в Пространной «Правде».

Ст. 32 Троицкого IV списка под заголовком «О челяди»: «Оже челядин скрыется, а закличють и на торгу а за три дни не вы­ведут его, а познают и в 3-й день, то евои челядин поняти, а оному платити 3 гривны продажи», Си 38 под заголовком «Извод татбе о челядине»: «Аще кто познает челядии свой украден, а поиметь и, то оному вести по коиам и до 3-го свода; пояти же челядин в челядина место, а оному дати лнце, ать (вариант «а той») идеть до конечного свода, а то есть не скот, не льзе речи: не ведаю, у кого есмь купил, но по языку ити до конца; а где будет конечный тать, то опять воротить челядин, а свои поиметь, и протор тому же платити, а киязю продажи 12 гривен в челядиие или украдено или уведше».

Еще два раза Пространная «Правда» упоминает челядина. В статье об опеке над имуществом малолетних сирот говорится о том, что опекун отвечает за сохранность имущества опекае­мых. Всякую прибыль, полученную опекуном во время опеки, опекун может взять себе, но «от челяди плод или от скота» остаются за опекаемыми (ст. 99 Троицкого IV списка). И, нако­нец, ст. 107, говорящая о судебных уроках, устанавливает 9 куи от освобождения челядииа.

Ни разу в.этих параллельных статьях не нарушена терми­нология. «Челядии» никогда не заменяется каким-либо другим словом. Ни разу не попадается в этих статьях термин «холоп» или «роба». То же необходимо сказать и относительно статей, трактующих о холопах. Тут так же строго выдерживается упо­требление слов «холоп» или «роба».

Статье о холопе, ударившем свободного мужа, в древнейшей «Правде» соответствует ст. 65 Пространной «Правды» лишь с некоторыми дополнительными разъяснениями, относящимися к более позднему времени: «А иже холоп ударит свободна мужа, а убежит в хоромы, а господин его не выдаст... то Ярослав был уставил убити и, но то сынове его по отци уставиша на куны...» (ст. 65 Троицкого IV списка). Действительно, в ст. 2 той же «Правды» мы имеем отмену «убиения за голову» и установление куиного штрафа.

Дальше Пространная «Правда» трактует холопство в раз­личных направлениях, никогда не сбиваясь с точной термино­логии. Она говорит о холопах-татях, указывая на то, что эти холопы могут быть княжескими, боярскими или чернеческими (ст. 46) говорит об обельном холопе, укравшем коня (ст. 63), указывает на то, что проворовавшийся закуп превращается в обельного холопа (ст. 64), ие очень решительно отмечает, что холоп не может быть послухом (ст. 66), так как в ст. 85 указы­вается случай, когда холоп бывает послухом, и совершенно определенно говорит о том, что в холопе н в робе виры иет (ст. 89). Та же «Правда» сообщает нам сведения об источниках холопства (ст. 110—121) и указывает иа различные случаи, связанные с бегством и поимкой холопов (ст. 112—121).

При внимательном отношении к употреблению в «Правдах» термина «холоп» придется сделать вывод, что и холопы суть разные, что термин «холоп» не всегда тождествен понятию раб.

Если «Русская Правда» своим разграничением терминов «холоп», «холоп обельный» и «челядин», подчеркивая нетожде­ственность терминов челядин и холоп, предостерегает нас от поспешных выводов, то «Правосудие Митрополичье», этот сколок с различных источников, включивший в себя, несомненно, несколько статей и «Русской Правды», приспособленных к обще­ственным отношениям XIII века, говорит о том же еще яснее и наводит иа весьма серьезные размышления. Имею в виду ст. 27, 28 и 29.

Ст. 27: «А се стоит в суде челядин-наймит, не похочет быти а осподарь (текст, несомненно, испорчен. Повидимому, нужно читать «у осподаря») — иесть ему вины, ио дати ему вдвое задаток; а побежит от осподаря, выдати его осподарю в польницу».

Ст. 28: «Аще ли убиеть осподарь челядина полного, несть ему душегубства, но вина есть ему от бога»^[190]. Ст. 29: «А закуп­ного ли иаймита, то есть душегубство». (Знаки препинания мои. — Б. Г.)

Несмотря на то, что этот интересный памятник воскрешен из забвения сравнительно недавно, ои успел уже обратить на себя внимание современных ученых: им пользовались С. В. Юшков и П. А. Аргунов, пользовался и я².

Нужно, однако, заметить, что названные мною авторы по­нимают интересующее иас место «Правосудия» о закупах по-раз­ному. Не касаясь пока наших разногласий, я хочу подчеркнуть, что из приведенного текста «Правосудия» с полной ясностью вытекает, что термин «челядин» гораздо сложнее по своему содержанию, чем обычно принято думать. Здесь совершенно четко'различаются два вида челяди: челядии-наймит и челядин полнйй,

Челядии-иаймит; по-моему, это не кто иной, как хорошо,из- вестиый нам закуп, о чем и говорит ст. 29 «Правосудия Мйтро_: поличьего», называя челядина-наймита закупным наймитом.

п. на^мой взгляд^И™дТт~Г " ^{даСТатотаых}

Иного мнения держатся С. В. Юшков и П. А. Аргунов. Ком­ментируя ст. 27 н 28 «Правосудия Митрополичьего», С. В. Юшков пишет: «Особого внимания заслуживает ст. 28, на основании которой можно установить, насколько был прав или неправ В. И. Сергеевич, отождествлявший закупов с наймитами. По смыслу данной статьи, закупы и наймиты —два различных ин­ститута»^[191]. Такого же мнения держится и П. А. Аргунов^[192]. Он по этому поводу пишет: «В конце сборника читаем статьи о най­мите и отдельно о закупе», причем ст. 29 он трактует по-своему, соответственным образом расставляя и знаки препинания: «А за­купного, лн наймита, то есть душегубство». Такую расстановку знаков препинания автор объясняет тем, что, по его мнению, здесь частица «ли» указывает не на тождество понятий, а на их различие, в доказательство чего автор приводит несколько мест памятника, где действительно частица «ли» играет указанную автором роль?

П. А. Аргунов все же напрасно не остановился на тех местах источника, где частица «ли» имеет другое значение. Ст. 28 и 29 надо^ читать вместе, поскольку они по смыслу и граммати­чески неотделимы. В ст. 29 нет даже сказуемого: оно по воле издателя осталось в ст. 28. Если подойти к этому тексту без пред­взятых мыслей, то смысл его будет совершенно ясен: «Аще ли убиет осподарь челядииа полного, несть ему душегубства..., а закупного ли наймита, то есть душегубство...» Автор текста не хотел повторять в одной и той же фразе сказуемое дважды. Из стоящего вначале условного предложения автор во второй части текста оставил только частицу «ли» для того именно, чтобы показать, что «аще ли убиет» относится к двум противополагае­мым друг другу объектам. («А закупного [аще ли убиет] наймита, то есть душегубство».) Мне кажется, что такое понимание текста наиболее просто и естественно. Оно не только не противоречит другим известным нам фактам, но находится с ними в полном соответствии: полный челядии здесь, как и всегда в источниках, противополагается закупу-наймиту, что то же — «закупному наймиту». Закупиый иаймит «Правосудия» известен и «Русской Правде», где эти термины употребляются как синонимы.

Отсюда, конечно, не вытекает, что я склонен защищать вывод Сергеевича о закупе как наймите. Я нисколько ие сомневаюсь в том, что Сергеевич в своем отождествлении закупа и наймита был по существу не прав, потому что под наймитом он разумел наемного в капиталистическом смысле слова работника^[193], ио формально ои был совершенно прав, потому что отождествляет наймита и закупа сама «Русская Правда»: «продаст ли госпо­дин закупа обель, то наймиту свобода во всих кунах...» (ст. 61 Троицкого IV списка), конечно, под наймитом подразумевая совсем не то, что понимал Сергеевич.

«Правосудие Митрополичье», таким образом, говорит не о трех объектах (челядин-полный, челядин-наймит и закупный най­мит), а о двух (челядин-полный и челядин-наймит, он же закуп- вый наймит). Этот закупный челядин-наймит подразумевается и в ст. 27 «Правосудия Митрополичьего»: «А се стоит в суде челя­дин-наймит». Он не хочет оставаться у своего осподаря. Он имеет полное право уйтн от господина, вернув ему задаток в двойном размере (удвоение суммы задатка, несомненно, в целях удержа­ния за господином работника); если же он побежит от «осподаря», то превращается в холопа. Ведь здесь нет абсолютно ничего нового против того, что говорит «Русская Правда» о закупе в ст. 56 Троицкого списка: «Оже закуп бежит от господина, то обель; идет лн искати кун, а явлено ходит или ко князю или к судьям бежит обиды деля своего господина, то про то не робо- тят его, ио дати ему правда». В «Правосудии Митрополичьем» этот закуп рассматривается стоящим перед судом по вопросу о расторжении своих отношений с господином. Терминология этих двух памятников, тесно связанных между собою генетически, совершенно тождественна и, на мой взгляд, не вызывает никаких сомнений. В обоих памятниках говорится о рабе и закупе, при­чем в «Правосудии Митрополичьем» рабы и закупы считаются двумя разновидностями одного родового понятия — челядь.

Это разъяснение источника для нас имеет огромное зна­чение, и здесь я должен полиостью согласиться с замечанием С. В. Юшкова в его предисловии к «Правосудию Митропо­личьему»: «Прежде всего выясняется, что нельзя отождествлять челядинов с холопами, как это до сего времени делалось. Оказы­вается, существовали челядины полные и челядины-наймиты»¹. Это, конечно, совершенно верно, но все же требует некоторого уточнения,

В буржуазной литературе по этому предмету мы можем встретить немало интересного.

Вот, например, что говорит по этому поводу М. Ф. Влади- мирский-Буданов: «Факты языка указывают, что древнейший первоисточник рабства находился в связи с семейным правом. Слово «семия»(по словарю Востокова)означает рабы, домочадцы... Термины: челядь (чадь, чадо) а, раб (робя, робенец, ребенок), холоп (в малор. хлопец — мальчик, сын) одинаково приме­няются как к лицам, подчиненным отеческой власти, так И к рабам»³,

Сергеевич по этому вопросу писал: «Челядь одного корня с чадью и чадом н означает домочадцев». Дальше Сергеевич уже к этому термину ке возвращается, но в своих толкованиях термина «холоп» дает понять, как он относится и к термину «че­лядь». «Русская Правда» не просто говорит о холопах, она раз­личает еще «обельное холопство» (ст. ПО Троицкого IV списка); а иногда вместо того, чтобы сказать «холоп», она говорит «обель». «Были, значит, — продолжает Сергеевич, — холопы совершенные и несовершенные. Что же такое несовершенный холоп?» — спра­шивает он и отвечает так: «Холоп и роба... означают слугу и работницу. Но слугой и работницей могут быть н вольные люди. Вольная работница, следовательно, может быть тоже названа робой, а вольный слуга — холопом». В доказательство этой мысли Сергеевич ссылается на указ 1597 г., говорящий о «добро­вольном холопстве». «Только «обельные холопы» или «полные» суть несвободные люди нли рабы в настоящем смысле этого слова»^[194].

Если исключить из этого рассуждения ссылку на указ 1597 г., относящийся к совсем иным условиям, к другому времени и поэтому ни в коем случае не могущий служить аргументом для мнения Сергеевича, то можно признать мысль автора если не доказанной в полной мере, то во всяком случае весьма прав­доподобной и интересной. Рассуждения автора о холопстве, несомненно, должны быть учтены и при рассмотрении термина «челядь». '

Такого же приблизительно мнения о холопе был и М. П. По­годин. Ои различал холопов временных и полных^а,

Самоквасов, как это очень часто бывает с ним, занимает и относительно этого вопроса особое место. «В эпоху Русской Правды, — пишет он, — рабские поселения, принадлежавшие церковным учреждениям, киязьям и боярам, назывались села­ми». «Летописи говорят о существовании в XII в. многих княже­ских, церковных и боярских сел, населенных челядью илн чадью...». В доказательство этих своих положений он ссылается на известные тексты Ипатьевской летописи, говорящие о че­ляди. Но, считая челядь рабами, Самоквасов и часть смердов включает сюда же, так как он думает, что «земледельцы рабского состояния княо/сеских сел в эпоху Русской Правды назывались смердами в тесном смысле»⁸. Итак, Самоквасов зависимых от феодалов смердов называет «земледельцами рабского состоя­ния». Стало быть, если учесть терминологию Самоквасова, то станет совершенно ясно,' что он считает челядь состоящей из рабов и зависимых смердов.

По некоторым признакам можно думать, что Аристов тоже не всегда считал «челядь» рабами. По этому предмету мы имеем у него следующую фразу: «В селах князей народонаселение со­стояло из челяди и рабов, число которых доходило до 700, наприм., в селе Святослава»^[195]. Далее, однако, он высказывается за понимание челяди в смысле рабов^[196].

Другие исследователи совершенно определенно термин «че­лядь» понимали в смысле рабов. Так именно трактовали этот термин Б. Н. Чичерин, И. Д. Беляев, М. А. Дьяконов и др.

Б. Н. Чичерин, говоря об источниках рабства, указывает на один из иих, именно «рождение от рабыни», и тут же поясняет свою мысль: «плод от челядн, так же, как плод от скота, состав-^ ляет собственность хозяина»^[197]. И. Д. Беляев высказывает аналог гичное мнение¹.

Так же смотрит на этот предмет и М. А. Дьяконов. Он по­нимает термин «челядь» очень прямолинейно. По его мнению, это одно нз наименований рабов, и только. Известное упомина­ние в Ипатьевской летописи под 1146 г. о 700 человеках челяди в Путивльском имении князя Святослава н другие упоминания челяди в том же источнике (под 1159 г.) М. А. Дьяконов отиосит к рабам без всяких оговорок⁵.

Итак, в буржуазной литературе можно без труда различать два основных направления: 1) понимание термина «челядь» в смысле рабов и 2) понимание этого термина в более широком значении, куда входят и рабы и не-рабы.

Второе мнение мне представляется более приемлемым и доказуемым, но только за известный период времени.

В русских памятниках древней письменности, как подлин­ных, так и переводных, челядь встречается тоже нередко.

Особенно показателен в этом отношении перевод еванге­лия и библия, сделанный с особой тщательностью и макси­мальной точностью. Конечно, я имею в виду прежде всего тексты древнейших переводов. Некоторые из них современны «Русской Правде».

В Юрьевском евангелии 1119 г. от Луки, гл. 12, ст. 42, челядь соответствует греческому Separata: «Кто убо есть верный строи­тель и мудрый, его же поставит господь над челядью своею даяти во время урок житный». В Вульгате термин «челядь» передай елевом familia, в русском переводе евангелня — «иад слугами своими».

В евангелии от Матфея, гл. 24, ст. 46, тот же текст передай несколько иначе, но и здесь греческий термин ftepeiceta, имею» щий варианты оЫа.и о![198]втв!«, в славянском переводе передан термином «дом» или «слуги». По-немецки — Dienerschaft.

В библии по списку XIV в. в книге Бытия сказано: «Прииде же Иаков в_Лузу, яже есть в землиХанааистей... сам и вся челядь его» (книга" Бытия, XXXV, ст. 6). Этот термин «челядь» по-грече­ски обозначен термином Хоте, по-латыни popuius. Этому термину здесь в древнееврейском соответствует «ом» (народ): «и вся че­лядь его» — по-еврейски: «весь народ (ом), который при нем» {или «с ним»). В книге Исход читаем: «Воздвигошася же сынови израилевы от Рамессы в Сокхор до 600 ООО пеших мужей разве челяди» (Исход, XII, 37, по списку XIV в.). В современной би­блии изд. 1900 г. термин «челядь» заменен словом «домочадство». По-гречески nXfv тоо<гаео%, по-латыии apparatum. По-древне- еврейски здесь стоит «тоф», т. е. дети; стало быть, слова «разве ■челяди» соответствуют еврейскому «кроме детей».

В договорах с греками под термином «челядь» не обязательво понимать только рабов.

«О том, аще украден будеть челядин рускый, или ускочить или по нужи продай будеть и жаловати начнуть Русь, да" покажеться таковое о челядине и да поимуть и в Русь; но и гостие аще погубиша челядина н жалують, да ищуть, обретаемое да поимуть ё. Аще ли кто искушеньа сего не дасть створити местник, да погу­бить правду свою»¹.

Едва ли в этой статье имеются в виду обязательно только рабы, привезенные в Константинополь на продажу. Вполне воз­можно, что это слуги, сопровождающие своих господ в далекое путешествие, среди которых, естественно, были и рабы. Закон оберегает их от насильственной продажи, каковая удостове­ряется, в случае если она Ьмела место, самим челядином; воз­вращенный из бегов, из насильственной продажи челядин возвращается обратно в Русь. Эта мысль подчеркнута дваж­ды. Среди этих слуг могли быть и подлинные рабы и не-рабы. Продавались, конечно, незаконно, в Древнерусском государ­стве и закупы², т.е. не-рабы, и, вероятно, другие категории населения.

Приведенный текст договора во всяком случае не дает права категорически утверждать, что в нем под термином «челядь» разумелись непременно только рабы. К сожалению, мы не знаем, что здесь стояло в греческом тексте: &ераке£а, аяоохео-q или какой- нибудь из терминов, упоминаемых в евангелии и библии.

Несколько яснее среди челяди проглядывают не-рабы в «По­учении» Владимира Мономаха в том месте, где он говорит о пред­принятой им карательной экспедиции против минского князп

Глеба: «Изъехахом город (Минск. — Б. Г.), и не оставихом у него ни челядияа, ии скотины». Он хочет сказать, что не оставил в Минске ничего. Трудно предположить, чтобы Владимир Моно­мах с дружиной имели возможность строго различать рабов и ие-рабов в момент нападения на город Минск. Тут, несомненно, часть населения была истреблена, часть уведена в плен без раз­личия их социального положения^[199].

Минский князь Глеб, с которым вел войну Владимир Мо­номах, едва ли действовал иными методами. О нем тот же Влади­мир Мономах говорит, что Глеб захватил у него людей («...Глеба, оже ны бяше люди заял..д²); Владимир Моиомах их отнял об­ратно. Нет ничего невероятного в том, что этих захваченных Глебом людей с таким же успехом можно было назвать и челядью. Во время феодальных войн князья иногда возвращают ее обратно. «Володимир же умирися н иачастабыти во велице любви, Володи- мер же и челядь ему вороти, што была рать повоевала»³. Так летописец описывает перемирие после войны владимиро-волын- ского князя Владимира Васильковича с польским князем Кон­дратом в 1279 г. Хотя это событие относится к более позднему времени, оно ничем не отличается от известных иам более ранних фактов обмена захваченных во время войны людей.

Здесь термины «люди» и «челядь» употребляются альтерна­тивно.

Под 1 100 г. описан весьма популярный в нашей ученой лите­ратуре факт соглашения киязей на Уветичском съезде. После войны между собой князья Святополк, Владимир, Давид и Олег собрались в Уветичах и обратились к Володарю и Васильку с предложением мира на известных условиях, в число которых входило требование о выдаче холопов и смердов («а холопы наши и смерды, выдаитш⁴, — говорили собравшиеся в Уветичах киязья Володарю и Васильку). Каким образом чужие смерды и холопы оказались у Володаря и Василька, догадаться нетрудно. Это — их полон. Это они успели ополониться челядью, которую недавно враждебные, а сейчас замирившиеся князья хотят полуг чить обратно. «И не послуша сего Володарь и Василько», т. е. пленных холопов и смердов не выдали.

То же мы можем наблюдать и несколько позднее, когда князь Владимир Василькович волынский обращался к польскому князю Лестку, «абы ему воротил челядь, он же не вороти ему че­ляди его»⁶ (1282 г.). То же мы видим и в первой половине XI в.; «В си же времена (1043 г.) вдасть Ярослав сестру свою за Кази­мира, и вдасть Казимир за вено людий 8 сот, яже бе полонил Болеслав, победив Ярослава»^[200].

Понятие «челяди» в сопоставлении этих текстов раскрывается, как «холопы... и смерды».

Ополониться челядью не значит захватить только рабов. Захваченные в плен разные категории населения, однако, пре­вращаются тем самым в челядь, где имеются и рабы и не-рабы. Если мы дадим себе труд всмотреться в ряд летописных сообще­ний о военных действиях, сопровождавшихся захватом пленных, то еще больше укрепимся в убеждении, что челядь—не только рабы⁸.

Едва ли будет правильно понимать термин челядь только в смысле рабов и в известной вкладной жены князя Глеба в Пе- черский монастырь: «а по своем животе (по завещанию) вда княгини 5 сел и с челядью, и все да и до повоя» (1158 г.)^[201]. Лето­писец хочет подчеркнуть, что княгиня отдала в монастырь все, до последней нитки. Стало быть, трудно предположить, чтобы она из этих пяти сел предварительно отобрала всех не-рабов, переселила их куда-либо, а потом только отдала эти села с че­лядью монастырю. Не проще ли этот текст понимать так, как и хотел передать нам его летописец? Княгиня отдала все свое имущество и в том числе 5 сел со всем сидевшим там населением, среди которого могли быть и рабы и зависимые смерды.

Думаю, что точно так же мы должны понимать и 700 человек челяди в путивльском именин князя Святослава *

Только что рассмотренные факты относятся к XI—XII векам. Здесь челядь прежде всего есть та часть зависимого от землевла­дельца населения, которая непосредственно работает на земле­владельца, которая эксплуатируется им на барщинной работе либо служит иа барском дворе, выполняя здеоь самые разнооб­разные функции вплоть до низшей военной службы в дружине феодала. Челядью в более расширенном смысле слова называли иногда всю массу зависимых людей, живших п по деревням. Этим. я отнюдь пе хочу отрицать того, что иногда термины «челядь» и «челядин» употребляются в смысле «холоп», ио, как мы видели, самое понятие «холоп» для известного времени тоже достаточно сложное.

Если исходить от времени «Русской Правды» в глубь веков, то мы без особого риска сможем под термином «челядь» разуметь familia, о!яёто» того периода, когда рядом с хозяином и хозяйкой дома и ее дочерьми сидели патриархальные рабы н рабыни, выполняя домашние работыи находясь под властью patris families.

Намек иа то, что челядь когда-то обозначала familia, можно видеть В позднейших пережитках. В XVII веке употребляется термин «челядок» в смысле «сын» Ч Но время, когда жила эта familia, в наших письменных памятниках отразилось только частично.

Итак, если попытаться подвести нашим наблюдениям итоги, то «челядь» в наших источниках обозначает не одну какую- либо категорию зависимого населения. В этом термине, как, впрочем, и во многих других, отражена история общественных отношений с очень отдаленной поры.

Челядь, человек, колено (в смысле поколения), литовское keltis, латышское cilts — это все слова одного корня, которые ведут нас к глубокой старине, когда keltis и cilts значило — genus, Geschlecht, т. е. род. Этот же термин на иовой ступени об­щественного развития у болгар, русских, чехов и др. стал обозна­чать семью, детей, у арабов — женщину в семье и зависимых людей вообще, у поляков и чехов—домашнюю прислугу, дворню, зависимых людей, детей. Соответствуя понятию familia, этот термин меиял свое содержание вместе с историей familiae, в со­став которой первоначально входили домашние рабы, а с тече­нием времени все чаще и чаще стали входить и ие-рабы.

Меня в данном случае интересует больше ₍всего вопрос, в ка­кой стадии развития этого института встречается он в «Русской Правде» и как понимать этот термин в древнейших наших пись­менных источниках. Это вопрос, от того или иного решения которого зависит очень многое.

Несомненно, что евангельский текст начала XII века, отразив­ший словоупотребление и более раннего периода, пользуется этим термином в смысле 9ерата!а, т. е. не-рабы по преимуществу. Библейские тексты пользуются этим термином согласно древне­еврейскому точному смыслу слова в двух значениях: 1) народ (древнеевр. «ом», греч. Ык, лат. populus), где исключаются рабы, и 2) домочадцы (древнеевр. «тоф», греческ. вттвщ, лат. apparatam), где наличие рабов в некоторой доле возможна^[202].

Несомненным мне кажется понимание термина «челядь» в не­которых летописных текстах в смысле пленников, судьба кото­рых может быть самой разнообразной. Не случайно Маврикий Стратег, византийский писатель VI века, сказал о славянских пленных, что находящихся у иих в плену они не держат в рабстве (h looXela), как прочие народы. Для грека рабы противопола­гаются свободным, под которыми разумеются все не-рабы, т. е. не только подлинно свободные, но и зависимые люди всех оттен­ков, исключая рабов.

Нам хорошо известно, что пленники продавались, но иам также хорошо известно, что оии и выкупались и их сажали на землю в качестве крепостных¹.

Договоры с греками подчеркивают право обеих договари­вающихся сторон на выкуп пленных даже и в том случае, если их успели уже продать.

Ополонившиеся челядью киязья не раз сбывали свой товар за границу. В этом!смысле Святослав и-говорил о том, что в Пе- реславец иа Дунае, куда «вся благая сходятся», из Руси идет «скора и воск и мед и челядь».

Очень характерно, что Пространная «Правда» в особом от­деле об обельном холопстве, т. е. подлинном, настоящем в узком смысле слова рабстве, среди источников рабства плен не упо­минает. Здесь определенно и решительно эта «Правда» заяв­ляет, что «холопство обельное трое», т. е. имеется только три источника рабства: 1) купля, 2) женитьба на.рабе без особого договора, 3) поступление в тиунство без особого договора². Стало быть, пленный как таковой — еще ие раб, но он уже челя- дин, который может стать рабом после продажи, да и то со зна­чительными оговорками, пример которых указывают договоры с греками.

Если наши старые письменные источники, и прежде всего «Русская Правда», различают просто холопов и холопов обель- вых, только под последними разумея настоящих рабов, то тем резче они, как мы видели, отличают холопов от челяди. И эта очевидная потребность провести границу между обельными холопом и челядином заставила составителей «Русской Правды» в этом отношении быть очень точными.