Образование Древнерусского государства

Под Древнерусским государством мы понимаем то большое раннефеодальное государство, которое возникло в результате объединения Новгородской Руси с Киевской Русью.

Мы уже видели, что до этого объединения у восточных славян было несколько политических союзов (дулебский союз, Славия, Куявия, Артания), которые мы имеем все основания считать примитивными предшественниками большого общерусского го­сударства с центром в Киеве, оставившими заметный слсд в про­цессе феодализации страны.

Наша старая дореволюционная историческая паука за ред­кими исключениями начинала историю государственной жизнн пашей страны с пресловутого «призвания варягов» (чаще всего о национальности варягов были споры), т. е. некритически следо­вала за «Повестью временных лет». Сейчас мы решительно разо­рвали с этой традицией, поскольку она противоречит н фактам и теории.

Мы не можем признать приемлемым наивное представление о том, будто государства образуются отдельными людьми-ге- роями. Мы знаем, что образование государств не внезапное происшествие, а результат длительного общественного процесса. Мы знаем, что государства появляются в то время, когда общест­во успело уже разделиться на классы, когда между классами стали обостряться отношения, когда наиболее сильный эконо­мически класс берет в руки власть и подчиняет себе народ­ную массу.

Следовательно, в попытке решать задачу о происхождении Древнерусского государства мы должны, отказавшись от старых ненаучных представлений по этому вопросу, следить не за появле­нием тех или иных героев, якобы способных основать государство, а за историей самого народа.

Мы до сих пор и занимались тем, что изучали хозяйство и об­щественные отношения, созидавшиеся веками русским народом (в старом, объединяющем все три позднейшие ветви этого народа понимании этого термина). И для иас должно быть совершенно ясно, что значительно раньше IX века на Руси созрели необхо­димые для образования государства предпосылки, успевшие дать определенные результаты. Объединение Новгорода и Киева — это только важное событие в истории Руси, но отнюдь не начальное, а вытекающее из всей предшествующей истории Руси.

Наконец, если мы дадим себе труд критически подойти к сооб­щениям по этому предмету «Повести временных лет», мы сможем убедиться в том, что наш летописец находился в большом затруд­нении прц решении вопроса о начале государственности на Руси, что ои воспользовался ходячей в то время «теорией» о происхожде­нии государств, и что эта «теория» порой оказывалась в противо­речии с сообщаемыми летописцем фактами.

Как мы уже могли убедиться, составитель летописного свода, использовавший более старые летописи, новгородские и киевские, мало интересовался местной жизнью общества, и северного, и южного. Его интересует прежде всего история «династии Рюрико­вичей». До «призвания Рюрика» летописец повествует, так ска­зать, скачками, сообщает нам лишь отдельные, вырванные из общего хода исторического процесса факты. Совершенно не объ­яснив нам, откуда взялись варяги, как они могли на некоторое время завладеть новгородскими славянами, кривичами, чудью и мерею, лишь мельком коснувшись вопроса о подчинении хаза­рами полян, северян и вятичей, киевский летописец использует запись новгородского летописца о «призвании Рюрика», но, как легко можно убедиться, приспособляет новгородское сказание к своим собственным целям.

В Новгородской летописи после рассказа о том, как новго­родцы, кривичи, меря и чудь, вынужденные одно время платить варягам дань, их прогнали и «начаша владети сами собе и городы ставити» (т.е. укреплять свои границы), как у них начались внут­ренние войны между собой, — сообщается о «призвании» новго­родцами трех братьев; Рюрика, Синеуса и Трувора.

Киевский составитель свода пропустил место о насилиях ва­рягов, но все же указал иа их изгнание, на появление «усобиц», сделавших «призвание» князей, по его мнению, целесообразным и даже необходимым.

Прибытие трех братьев перенесено из Новгородской ле­тописи в Киевский свод. Раиняя смерть Синеуса и Трувора делает Рюрика единым представителем власти в Новгороде.

Киевский летописец не упомянул о неудачном восстании про­тив Рюрика новгородцев во главе с Вадимом, не упомянул он также и о том, что, согласно Никоновской летописи, использовав­шей, несомненно, более старые источники, движение против Рю­рика в Новгороде длилось довольно долго: под 867 г, мы здесь имеем характерную заметку: «Того же лета избежаша от Рю­рика из Новгорода в Киев много новгородских мужей». Эта новгородская традиция шла вразрез с тенденцией киевского сводчика.

Легенду о «призвании» мы можем и должны подвергнуть кри­тике, но не следует игнорировать при этом отношения к ней автора киевской летописи. Летописцу пришлось искусственно приспо­соблять известные ему предания к своей политической схеме.

О Рюрике мы имеем немного сведений в наших летописях.

Следует также обратить внимание на то, что митрополит Иларион, имевший целью прославить династию русских князей, Рюрика даже и не вспомнил: перечисляя предков Владимира, он называет только Святослава и Игоря. Этого не могло бы быть, если в представлении Илариопа, образованнейшего человека своего времени, Рюрик играл роль в истории Руси, Рюрикова преемника (по версии летописи) Олега знают и византийские^[508]и хазарские источники ^[509].

Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором тенденциозно говорят наши летописи. Несомненно, призвание трех братьев — ходячая легенда, весьма популярная в XI—XII веках^[510].

Возможно предположить лишь факт найма новгородцами ва­ряжских вспомогательных отрядов. Такого рода факты имели место и при Владимире н Ярославе. Но это совсем не «призва­ние», на котором базируются норманисты.

Прн Владимире призванные варяги сделали попытку исполь­зовать свое участие в походе Владимира на Киев. Приглашенные Владимиром варяги, если верить летописному рассказу, помогли ему занять Киев, но они же и заявили Владимиру: «се град наш, мы прияхом и...» Однако умелое поведение Владимира спасло положение, и приглашенные варяги проследовали дальше на Дарьград, покинув Киев.

Изображение летописцем целей и обстоятельств «призвания» Рюрика имеет свое объяснение в общей тенденции летописца, о чем уже приходилось говорить выше.

К тому же у нас нет оснований говорить о том, что именно Нестор повинен в столь тенденциозном освещении вопроса о на­чале Русского государства. В «Повести» имеется немало противо­речивых и крайне запутанных суждений по этому предмету.

Еслн быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщае­мым летописью, то все же можно сделать из дошедших до нас ле­гендарных преданий гипотетический вывод о том, что варяжские викинги, допустим, были даже призваны на помощь одной нз борющихся сторон в качестве вспомогательного отряда. Но ведь это случайное явление совсем не говорит об образовании ими государства. Русская общественно-политическая жнзнь пошла своим чередом без признаков влияний нзвие.

Гранью, и весьма существенной в истории Руси, является объединение Новгорода и Киева, т. е. Славин и Куявии в одно большое государство без всякого участия варягов.

Если верить летописной традиции, то именно северные князья заняли Киев, который с этого времени и делается «матерью горо­дов русских», центром Древнерусского государства. Это собы­тие, согласно летописным данным, произошло в 882 г. (конечно, датировка весьма относительная), когда новгородский князь Олег собрал большое войско из варягов, чуди, мери, веси, криви­чей н новгородских славян, хитростью захватил Киев, предва­рительно заняв Смоленск и Любеч. Этому летописному рас­сказу некоторые ученые противопоставляют свои соображения о малой вероятности похода нз Новгорода в Киев и считают более вероятным поход из Киева и подчинение ему Новгорода. Нельзя не сознаться, что в этом летописном рассказе есть много оснований для сомнений, тем не менее очень похо­же на правду то, что именно Новгород сумел накопить достаточно сил, чтобы совершить большой поход на юг и занять Киев. Не вдаваясь в разбор этого предания, я хочу лишь под­черкнуть, что независимо от того, когда и как произошло объеди­нение двух центров по великому водному пути из Балтийского в Черное море, самое объединение — факт несомненный и по своим результатам чрезвычайно важный.

Перед Новгородом Киев бесспорно нмел ряд преимуществ. Он был ближе к Византии, интерес к которой, качественно ме­няясь, увеличивался по мере хозяйственных и политических успе­хов Киевской Руси. Из простой приманки для всяких, в том числе и русских, вооруженных искателей добычи Царьград для Руси заметно превращался в пункт торговых и культурных свя­зей двух государств: одного — дряхлеющего носителя мировой культуры, другого — молодого, но энергично растущего. Путь к Византин с берегов, Днепра был проложен еще антами. Киев был близок и к другим странам, расположенным по побережьям

Черного и Азовского морей (Дунайская Болгария, Крым, Хазарское царство). Наконец, Киев был удобным центром, откуда можно было держать в своих руках и далекий Новгород.

Согласно летописному рассказу, князь Олег, обосновавшись в Киеве, прежде всего старается укрепиться в новой своей сто­лице и огораживается сетью крепостей. При нем были устано­влены определенные дани с ильменских славян, кривичей и мери, на Новгород наложена ежегодная денежная дань. После этого началось включение в состав крепнувшего государства соседних славянских племен—древлян, северян н радимичей.

Древляне, жившие по правую сторону Днепра, до этого вре­мени не зиали власти киевских князей. У них были свои соб­ственные князья, выросшие из родовых старшин и вождей. Они долго н упорно защищали свою независимость. Несмотря иа это, Олег их все-таки «примучил» и заставил платить себе дань. Древ­ляне, однако, ждали случая скинуть с себя эту власть и свергли ее тотчас же после смерти Олега. Древлянская проблема обо­стрилась, весьма вероятно, в связи с притязаниями Польши на восточнославянскую территорию.

Объединяя славянские земли, Олег разбил хазар, включил в состав Древнерусского государства северян и радимичей. Затем Олег направил свои дружины в земли, лежавшие между Днестром и Дунаем. Часть их долго сопротивлялась и сдалась только преемнику Олега Игорю.

Согласно летописным данным, войско Олега ходило на Царь- град. Летописец рассказывает, что Олег собрал для этого похода огромные полчища из ильменских славян, кривичей, древляи, радимичей, полян, северян, хорват, дулебов, тиверцев, чуди и мерян, подчиненных Олегу нли примкнувших к нему в качестве союзников (например хорваты и дулебы). Поход, по летописным данным, был одновременно и морской н сухопутный. Греки, повидимому, не сумели защититься и вынуждены были пойти на невыгодный для себя мир, после чего был заключен письменный договор, определявший отношения между Древнерусским госу­дарством и Византией.

В нашей науке не высказывалось сомнений в том, что договор с греками был заключен Олегом, нет сомнений н в том, что договор этот был выгоден для Руси. Казалось бы, всего проще объяснить эти выгоды следствием удачного похода Олега на Царьград, Но некоторые из наших историков сомневаются в том, был ли этот поход на самом деле. С. В. Бахрушин, например, называет его «фантастическим»^[511]. М. С. Грушевский считает н дату (907) и детали легендарными, но в то же время допускает, что «были какие-то походы Руси на византийские земли в начале X века, и, может быть, не один... походы счастливые, выгодные («здо- бични»), которые дали повод к разрисовке их народной фанта­зией, а Византию принудили к платежу контрибуции и заклю­чению новых очень выгодных для Руси договоров» К А. А. Шах­матов и А. Е. Пресняков факта похода не отрицают, но высказы­вают очень понятные сомнения в его летописной датировке и других деталях, сообщаемых летописью.

Для того чтобы распутать этот вопрос у нас есть: 1) датиро­ванный договор с греками от 2 сентября 911 г., 2) содержание договора, несомненно говорящего о достигнутых Русью военных успехах, 3) договор 944 г., внесший изменения в предыдущий договор, — изменения в сторону уменьшения преимуществ Руси по сравнению с договором 911 г., что связывается с не совсем удачными походами на Византию Игоря. Отсюда ясно, что поход не фантастичен, спутана только его дата летописцем, не видевшим договоров в подлиннике; дата была исправлена другим лето­писцем, имевшим возможность использовать подлинный договор^[512].

Стало быть, мы имеем полное основание сделать вывод, что договор 911 г. есть следствие успешного для Руси похода на Ви­зантию. В этом нас убеждает и следующее место у Константина Багрянородного: «Когда царь Ромейский (византийский импера­тор. — Б. Г.) живет в мире с печенегами, то ни Русь, нн туркн не могут совершать враждебных нападений на Ромейскую дер­жаву (Византию. — Б. Г.)-, не могут они и требовать от ромеев чрезвычайно больших денег и вещей в уплату за мир, боясь силы, которую царь при помощи этого народа может противопоставить им в случае их похода на ромеев. А печенеги, связанные дружбой с императором и побуждаемые им посредством посланий и даров, легко могут нападать на землю руссов и турков, брать в рабство их женщин и детей и опустошать их земли»^[513]. Это картина с на­туры. Тут имеется в виду не какой-нибудь один поход Руси на Византию, а целая система русско-внзаитннско-печенежских отношений.

На основании соглашения с греками 911 г. Русь могла приез­жать в Царьград и торговать беспошлинно. Русские послы и купцы в течение шести месяцев получают в Царьграде хлеб, вино, мясо, рыбу и овощи; имеют право мыться в греческих банях «елико хотят», получают на обратный путь провизию, якоря, веревки, паруса и все, что им нужно. Но в то же время Византия выговаривает условия, гарантирующие ей безопасность от приез­жающей Русн: русские купцы должны были останавливаться в предместье города; там их переписывали поименно греческие чиновники и затем уже впускали в город без оружия в одни во­рота партиями по 50 человек^[514].

На этом договоре поклялись обе стороны: Русь присягала по своему обряду (клялась славянскими богами Перуном и Во­лосом), греки по своему — христианскому^[515].

В год смерти Олега^[516] Древнерусское государство охватывало уже значительную территорию.

В каких отношениях к Киеву стояли вошедшие в состав госу­дарства племена и народы, точно определить трудно. Мы знаем однако, что зависимые от Киева земли вынуждены были призна­вать над собой власть киевского князя, т. е. платить дань и по­могать ему в его военных предприятиях. Далекий Новгород был связан с Киевом в основном такими же узами. На востоке киев­ский князь имел своего представителя в области мери, где давно уже был город Ростов, построенный, повидимому, новгородцами. Крайними южными землями, в которых еще велась война, были земли тиверцев и уличей. Местная знать видела преимущества сильной государственной власти как для упрочения своей эко­номической и политической мощи, так и для отражения постоян­ной внешней опасности^[517]. Мы знаем, как высоко оценивали пе­риод расцвета этого государства автор «Слова о полку Игореве» и автор «Повести временных лет». Население вошедших в состав государства земель обязывалось платить Киеву дань и давать киевскому князю военную силу. Эта дань в руках князей и дружинников превращалась в товар и шла главным образом за границу и прежде всего в Византию; частьеетратилась на укреп­ление границ государства, на вооружение дружины и «воев» а другие нужды быстро растущего государства.

Связь отдельных земель этого государства не могла быть очень прочной. Как только не стало Олега, древляне поднялись против Киева, и преемник Олега Игорь снова подчиняет их своей власти, налагает на них дань еще большую, чем Олег, и сажает здесь своего мужа, Свенельда, недавнего победителя уличей. У Свенельда, таким образом, оказалась в руках большая террито­рия уличей и древлян.Сам находясь «под рукою» киевского князя, он представлял собой тип богатейшего из бояр. У него свои владения, своя прекрасно вооруженная и снабженная всем необходимым дружина. Даже дружинники самого князя Игоря указывали своему киязго на Свенельдову дружину, говоря: «отроци Свенельжи изоделися суть оружием и порты, а мы нази». Этими словами они якобы подбивали своего князя в поход.

А. А. Шахматов высказывает догадку о том, что Игорь столк­нулся со своим боярином Свенельдом из-за древлянской дани и был в этом столкновении убит. Летописец рассказывает о смерти Игоря так: Игорь отправился собирать дань с тех самых древлян, которых он отдал Свенельду. На обратном пути из земли древлян он якобы сказал своей дружине: «идете с данью домови, а я воз- вращуся, похожю и еще». Древляне со своим киязем Малом обсудили положение и решили, что волка надо убить: «аще ся ввадить волк в овце, то выносить все стадо, аще не убьють его; так и се, аще не убьем его, то вся ны погубить». Игорь был убит древлянами около древлянского города Искоростеня (945 г.). Ольга, его жена, жестоко расправилась с древлянами. Положе­ние их стало еще тяжелее.

В княжение Игоря русские вооруженные силы побывали два раза на Кавказе н, если верить летописи, два раза в Византии.

В 913 г. мы видим их иа берегах Каспийского моря. Войдя предварительно в соглашение с хазарами н обещав им половину ожидаемой добычи, русское войско прошло через землю хазар­скую, обрушилось на плохо защищенные берега Каспия и дошло до Баку. Добыча была огромна. Половину ее русь действительно отдала хазарскому кагану, но свою половину ей не пришлось довезти до дому, так как русские были ограблены и в значитель­ной степени перебиты по пути через Северный Кавказ. В 943 г. мы видим русских снова на Кавказе, куда онн проникли сухим путем и овладели городом Бердаа. На этот раз нм удалось до­везти добычу домой.

Дважды (по летописи), в 941 и 944 гг., войска Игоря ходили на Царьград. Первый раз — очень неудачно. Его ладьи были сожжены «греческим огнем». Спаслись немногие. Они потом рас­сказывали, что «греческий огонь», словно молния, спускался на их суда и зажигал их. По всем признакам, греки применили взрыв­чатые вещества, тогда уже известные. Взятые в плен войны Игоря были казнены в Константинополе. Второй поход был несколько удачнее. До боя дело не дошло, так как греки, как утверждает летописец, предложили выкуп, после чего в 944 г. был заключен между греками и Русью договор «на вся лета, донде же солнце съяеть и весь мир стоить»^[518].

Этот новый договор Русн с греками отразил в себе новое соот­ношение сил между договаривающимися сторонами. Русь вынуж­дена была отказаться от прежних своих преимуществ, между прочим должна была платить торговые пошлины и взять на себя ряд обязательств по отношению к грекам. Игорь обязался защи­щать Византию и, в частности, не пускать в Крым, где были визан­тийские владения, болгар (намек на наличие русских владений в Тмутаракани), вынужден был обещать и сам не нападать иа византийские владения в Крыму (Корсунекая страна).

После смерти Игоря его жена Ольга в 957 г. сама с большой свитой ездила в Константинополь. Мы не знаем точно, какие именно дели в данном случае руководили Ольгой, но нам изве­стно, что она ездила в Константинополь с большим числом куп­цов и что она обещала византийскому императору Константину прислать «вой в помощь»^[519], т. е. мы можем догадаться, что Ольга ездила тоже договариваться с Византией, и что условия ее дого­вора включили, по крайней мере, главнейшие пункты договора ее мужа.

Отношения Древнерусского государства к Византин не были ровными, раз навсегда установленными. В 959 г. Ольга, учиты­вая враждебную политику Византии и сложную международ­ную обстановку, предпринимает дипломатический маневр, она обращается по вопросу об организации в Древнерусском госу­дарстве христианской церкви к германскому императору. Оттон прислал в Киев своего епископа с запозданием, именно в 961 г., когда между Византией и Русью снова наладились более тесные отношения. Преемник Константина Роман II просил у Ольги военной помощи для участия в предпринятом им походе на Крит. В 961 г. русское войско действительно было отправлено в Византию.

Особенной силы достигло Древнерусское государство при Святославе (умер в 972 г.) и его сыне Владимире (978—1015).

Политика князя Святослава Игоревича принципиально ничем не отличается от политики его отца. Святослав только вел ее с еще большей настойчивостью н неутомимостью. Он со своим войском передвигался быстро и в своих военных предприятиях не знал неудач. Он ходил на Оку и Волгу, к вятичам, к болгарам (камским и дунайским), на хазар, в Царьград и на Кавказ.

Сообщив под 964 г., что Святослав вырос и начал «вой сов- купляти многи и храбры», летописец тут же рисует перед нами главнейшие свойства этого князя. Он необычайно вынослив в походах, неприхотлив в быту; он может спать под открытым небом, подложив под голову седло; он невзыскателен в пище, быстр и решителен в своих движениях, нападает на врага не из-за угла, а предупреждает его: «хочу на вы идти», и всегда остается победителем.

Эта характеристика очень похожа на устойчиво сложившееся предание, на песню в честь Святослава, вышедшую из дружинной среды. Вопрос лишь в том, насколько эти песенные черты Свя­тослава соответствовали действительности.

Сведения о Святославе мы имеем не только в русской летописн, но и у византийского историка Льва Днакона и в трудах визан­тийских авторов Кедрена и Скилицы (конец XI —начало XII века). Лев Диакои, современник Святослава, описывает подробно войну Святослава с греками и рассказывает о Свято­славе гораздо больше, чем наш летописец. Восточные источники тоже знают Святослава. Следовательно, мы можем сообщения нашего летописца подвергнуть проверке по всем пунктам.

Уже один тот факт, что Святославом интересуется весь тог­дашний мир, что его хорошо знают и на Западе и на Востоке, говорит о серьезной роли Руси в тогдашних международных отношениях

В отличие от первых князей — Олега и Игоря — Святослав более заметно и глубоко включился в международные отношения Европы и Азии. Он является одним из участников крупнейших международных событий, причем часто действует не по собствен­ной инициативе, а по соглашению с другими государствами, участвуя, таким образом, в разрешении задач европейской, а отчасти и азиатской политики.

Если мы посмотрим на карту его походов, то увиднм, что это походы грандиозного размаха. У нас есть основания думать, что Святослав воевал иа северо-востоке от Киева и доходил, повиди­мому, до Волги. Здесь ему пришлось воевать с хазарамн.

Современник Святослава арабский географ (писал в 70-х годах X века) Ибн-Хаукаль в этом отношении очень хорошо дополняет нашу летопись. Ои говорит, что Русь разрушила Бул­гар и опустошила буртасов. «Теперь не осталось и следа пи от Булгара, ни от буртасов, ни от хазар, — пишет Ибн-Хаукаль, — потому что Русь уничтожила всех их, отобрала от ннх и присо­единила к себе их край, а те, кто спасся от рук (Руси), разбежа­лись по окрестным местам в надежде договориться с Русью и стать под ее власть».

Война окончилась разгромом хазарского царства. Тот же Ибн-Хаукаль сообщает о взятии и разрушении русскими хазар­ских укрепленных городов—Саркела, Итиля иСемендера. Хазар­ский каганат прекратил свое существование. Остатки ее на Ниж­ней Волге известны под именем саксинов и уже не играют сколько-нибудь заметной роли; какую-то хазарскую колонию летопись вспоминает в XI веке у Тмутаракани. (В Ипатьевской легописн под 1083 г. читаем: «Приеде Олег из грек Тмутара- кашо и я Давида и Володаря Ростиславич и седе Тмутаракани и исече козары...» Под 1079 г. тут же еще раз называются хазары.)

Наш летописец очень кратко рассказывает, как Святослав разбил хазар, разрушил их столицу, пошел дальше в их владе­ния на Северный Кавказ и там завоевал ясов и косогов, т. е. осетин и черкесов.

Наш крупнейший специалист по истории Средней Азии акад. Бартольд в своем курсе и в одной статье отводит значительное место походу Святослава на Восток.

Он пользуется восточными источниками н на основании их приходит к заключению, что удар, нанесенный хазарам, был настолько силен, что отразился на известной части всего мусуль­манского мира.

Во время наступления Святослава жители Северного Кавказа бежали и вернулись обратно на свои места по окончании войны. Они возвращались с твердой уверенностью, что Хазарское цар­ство больше не воскреснет, что власть Святослава настолько крепка, что остается только ее признать, подчиниться ей и воз­вратиться к своему мирному труду. Святослав всем своим пове­дением поддерживал эту уверенность населения и принимал меры к тому, чтобы создать условия для нормального экономи­ческого развития вновь завоеванного края. Такие выводы делает акад. Бартольд из восточных источников.

Хазарская проблема была окончательно разрешена Свято­славом. Эта восточная политика Святослава была прервана, так как серьезные соображения отвлекли его на Запад. Он при­нял большое участие в делах Византии, переживавшей тогда тяжелые времена.

На западе Византийской империи возникло в VII веке госу­дарство Болгарское, в основном славянское, но с примесью слоя тюрков. Византия называла эту страну Мизией. В IX—X ве­ках Болгария усилилась, стала организованным и сильным в воен­ном отношении государством.

Особенно возвысилась Болгария при царе Симеоне Борисо­виче (885—927). Свое детство и юность он провел при византий­ском императорском дворе, воспитывался вместе с сыновьями императора Михаила. Симеон был единственным наследником болгарского престола, н греки уговорили его принять монашество в надежде после смерти его отца Бориса включить Болгарию в состав своих владений. Но как только умер Борис, Симеон сбросил рясу и бежал в Болгарию, унося с собой непримиримую вражду к греческим правителям.

Болгария достигла при нем высшей степени своего могущества. Она едва не овладела даже Константинополем. Императоры Лев и Роман Лекапин вынуждены были платить Болгарин дань. Бол­гария отняла у Византии большую территорию: у греков в Европе оставался один лишь Константинополь, со всех сторон окружен- ный болгарскими владениями.

Напрасно константинопольский патриарх Николай Мистик от­правлял к Симеону унизительные послания, написанные Чне чер­нилами, а слезами». Напрасно патриарх пытался запугать Симеона союзом Византии с Русыо, печенегами, венграми — болгарские войска продолжали подходить к столице Византии. Если бы не внезапная смерть Симеона, может быть вызванная греками же, то на Византию мог обрушиться решительный удар.

При преемнике Симеона, Петре «Кротком», Болгария стала терять свое могущество и распалась на две части. Император Никифор Фока продолжал вести борьбу с болгарами и старался втянуть в эту борьбу Святослава.

Византийское правительство обратилось к Святославу с пред­ложением организовать поход на Болгарию, для чего предлагало поддержку золотом. Византия в это время вела войну в Сирии. К Святославу был послан «человек смелый и хитрый» Калокир, которому, по словам Льва Диакона, было поручено передать Святославу 1500 фунтов золота. Калокир пытался обольстить Святослава надеждой завоевания Болгарии для себя.

«Горячий, смелый, стремительный и деятельный», Святослав (характеристика Льва Диакона) не требовал особых поощрений. Он оиеинл все выгоды, вытекающие из похода иа Болгарию, и на предложение согласился. Однако служение интересам Византии было ему чуждо.

Расчет Византии был, повиднмому, довольно прост: она думала, что Святослав, начав войну с Болгарией, нанесет мате­риальный ущерб и себе и Болгарин, два сильных соседа Византии, таким образом, ослабят друг друга во взаимной борьбе, а Византия воспользуется этим и восстановит свои прежние границы.

Но византийское правительство сильно ошиблось. Первый же поход Святослава в Болгарию рассеял надежды Византии. Святослав быстро овладел в Болгарии многими городами (по данным летописи — 80), проник в центр страны и в самом южном пункте Дуная, в городе Переяславцерешил обосноваться, мотивируя свое решение тем, что сюда «вся благая сходится: от Грек злато, паволоки, вина и овощеве разноличные, из Чех же, из Угорь серебро и комони, из Руси же скора и воск, мед и челядь».

Перед Болгарией встал вопрос, кто для иее опаснее, — Визан­тия или Русь. Болгары знали, что Русь натравлена иа них Визан­тией. Болгары пошли на соглашение со Святославом, который не видел никаких оснований поддерживать Византию против Болгарии.

Византийскому правительству пришлось принимать новые меры. Византия направила на Киев печенегов, кочевавших в причерноморских, отделявших Русь от Византии, степях.

Печенегн были очень хорошо известны Византии. Византий­ский император Константин Багрянородный (род. в 905 г., ум. в 959 г.) счел даже необходимым написать для своего сына целый трактат о том, как следует жить с этим народом и пользоваться нм с выгодой для себя в сложных международных отношениях. Он полагал возможным использовать печенегов в интересах Византии в противовес Русн.

Святослав вынужден был покинуть Болгарию и итти в Киев прогонять печенегов. Он быстро выполнил эту задачу и решил возвратиться обратно в Переяславец.

И вторая война е Болгарией началась для Святослава очень удачно. Лев Диакон и Скилица сообщают, что отряды болгар стали действовать вместе с Русью против Византии. К Русн и болгарам присоединились и венгры. Болгарский царь Борис, с которым у Святослава было соглашение, оставался на пре­столе. Святослав так же, как и болгары, стремился изгнать византийцев с Балканского полуострова. Таким образом воен­ное содружество русских и болгар и общая их борьба против врага славянских народов — Византии восходят к древнейшим временам.

Военные действия развернулись очень широко. Он взял Фнлиппополь и прошел Балканы. Новый византийский импера­тор Иоанн Цимисхий, по соглашению с императрицей Феофаной убивший императора Никифора Фоку, сначала хотел покончить со Святославом мирным соглашением, но Святослав не шел на невыгодные для него предложения. На угрозы Цимисхия Святослав ответил угрозой же взять Царьград. Так повест­вует об этих событиях Лев Днакон. Русское войско опустошило Фракию и действительно приблизилось к столице Византин. Цимисхий послал против Руси войско под начальством Варды Склира, который, однако, не мог справиться со своей задачей. Цимисхий послал ему на помощь новые войска, но восстание Варды Фоки в Малой Азии заставило Цимисхия отозвать эти войска назад. Святослав занял Македонию.

Только в начале 971 г., разбив Фоку, Цимисхий вступил в борьбу с болгарами и русью. Войска Цимисхия взяли Боль­шой Преслав, который защищали русские и болгары. Лев Диакон по этому поводу замечает: болгары «помогали русским из нена­висти к ромеям, считая последних виновниками нашествия рус­ских на их землю». Одержав здесь победу, Цимисхий двинулся к Доростолу (Снлнстрия), где тогда находился с войском Свя­тослав. Вндя военный перевес на стороне Византии, часть бол­гарской знати отказалась от союза со Святославом. Святослав оказался в очень тяжелом положении.

В боях русские проявили, по словам Льва Диакона, удиви­тельную стойкость. Греки среди убитых русских находили н женщин, павших геройской смертью в бою. Сам Святослав был раиен.

Греческий историк Лев Диакои специально посвятил значи­тельную часть своего труда описанию борьбы Византии с русским князем Святославом. Несмотря на то, что Лев Диакон писал о враге своего государства, он отдал должное как самому Свято­славу, так и его войску. Вот как он описывает эти события:

«Святослав, надменный одержанными победами... дал послам Римским (византийским.—£. Г.) следующий гордый ответ: «что он не оставит сей богатой области, если пе дадут (гре­ки. — Б. Г.) ему великой суммы денег... Ежели римляне (визан­тийцы,— Б. Г.), говорил он, не захотят мне столько заплатить, то да переселятся оии из Европы, им не принадлежащей, в Азию; да не мечтают, что тавро-скифы (русские. — Б. Г.) без сего примирятся с ними».

Иоанн Цимисхий послал к Святославу второе посольство с мирными предложениями. Он указывал иа то, что между обеими странами давно уже установились мирные отношения, в которых «сам бог был посредником» (намек на клятвенное освящение дого­воров. — Б. Г.). Император советовал русским, как «друзьям, немедленно и без всяких отговорок выступить из земли, совсем им не принадлежащей». «Не послушав сего совета, — говорил император, — вы разорвете союз наш, а не мы». Далее Цнмнсхий напомнил Святославу о неудачном походе Игоря, «который, презревши клятву (опять намек, очевидно, на договор Олега, якобы нарушенный Игорем. — Б. Г.), с великим ополчением на 10 ООО судов подступил к царствующему граду Византии и едва только успел с 10 ладьями убежать...» Напомнил он н о насиль­ственной смерти Игоря, якобы «плененного на воине с герман­цами» (!) (явная ошибка Льва). В заключение Цнмисхий приба­вил: «Не думаю, чтоб и ты мог возвратиться в свое отечество, если принудишь выступить против себя все римское войско».

Святослав на это ответил: «Не вижу никакой необходимости, побуждающей римского государя к нам нтти; по сему да не тру­дится путешествовать в нашу землю: мы сами скоро поставим шатры свои перед византийскими воротами, обнесем город креп­ким валом, и если он (Цнмисхий. — Б. Г.) решится выступить на подвиг, мы храбро его встретим, покажем ему на самом деле, что мы не бедные ремесленники, живущие одними трудами^[520], но храбрые воины, побеждающие врагов оружием, хотя по неве­жеству своему он считает русских слабыми женщинами и хочет устрашить их своими угрозами, как пугают грудных детей раз­ными чучелами».

Военные действия стали неизбежны.

«Войска сошлись, — пишет Лев Диакон о сражении при Доро- столе, — и началась сильная битва, которая долго с обеих сто­рон была в равновесии. Россы, приобревшие славу победителей у соседних народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно...» Оказавшись в очень трудном положении, Святослав не терял мужества. Когда часть его мужей заговорила о необходимости отступления, Свя­тослав, — пишет Лев Диакон, — «вздохнув от глубины сердца, сказал: «Погибнет слава, спутница оружия россов, без труда побеждавшего соседние народы и без пролития крови покоряв­шего целые страны, если мы теперь постыдно уступим римлянам; Итак, с храбростью предков наших и с тою мыслию, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество! но или жить победителями, нли, совершивши знаменитые по­двиги, умереть со славою»^[521].

Дальше Лев Диакон пишет: «Говорят, что побежденные тавро- скифы никогда живые не сдаются неприятелям..., что сей народ отважен до безумия, храбр, силен, что нападает на всех соседних народех, то многие свидетельствуют и даже божественный. Иезе- кииль о сем упоминает в следующих словах: «се аз навожу иа тя Гога и Магога, князя Росс».

Однако превосходство снл неприятеля, голод и отрезанность от родины заставили Святослава пойти на уступки. Лев Диакон говорит, что из 60 ООО приведенных в Болгарию русских оста­лось только 22 ООО, но и нз этого числа едва ли более половины было способных к бою.

Цимисхий хотел мнра не менее Святослава. Лев Диакои пишет об этой «победе», как одержанной «сверх всякого чаяния».

При заключении договора состоялось свидание Святослава с императором. Оин встретились на берегу Дуная. Цимисхий явился в позлащенном оружии, на коне; за ним следовала свита в блестящих доспехах. А Святослав подъехал к берегу в лодье. Греки с любопытством рассматривали наружность русского князя.

«Видом он был таков: среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плос­ким носом, с бритою бородою и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но ■только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знат­ность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и суровым. В одном ухе висела у него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с руби­ном, посреди их вставленным. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная». «... Поговорив немного с императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился назад» ^[522].

Святослав отступил с твердым намерением возобновить войну; «пойду в Русь и приведу боле дружины», — передает летописец слова Святослава. Греки это зналн и постарались воспрепятство­вать планам Святослава.

Итак, грекам и болгарам удалось достичь того, что Святослав -вынужден был на время покинуть Болгарию. Правда, он не был разгромлен, он ушел домой с войском, снабженным греческим провиантом, но, во всяком случае, второй поход окончился не в его пользу. Восточная Болгария опять попала под власть Ви­зантии. Создавалось положение, при котором новый поход Свя­тослава мог найти благоприятную почву.

Эти интересные события описаны и в двух византийских хрониках Кедрена и Зонары.

Договор, заключенный Святославом с Византией в 972 г.^[523] — последний из договоров Руси с греками, совсем иного типа, чем договоры Олега н Игоря. Он уже говорит не об обязательствах Византии по отношению к Руси, а лишь о ненападении Свято­слава на страну греческую, корсунскую и болгарскую и о помощи, которую Святослав обещает грекам в случае нападения иепрня: теля на Византию.

Говоря о Святославе, следует указать еще один, очень инте­ресный, хотя и не очень ясный документ, который был найден в 1819 г. византинистом Газе. Подлинник сейчас потерян, но он много раз был напечатан. Это дневник путешествия топарха, называемого в литературе то греческим, то готским. Он был небольшим владетельным князьком, весьма возможно, в Крыму ^а (хотя имеются показания и в пользу Придунавья) и, теснимый хазарами, решил искать помощи у «царствующего на севере», «гордого своими победами» Святослава. Правда, имени Свято­слава ои не называет, но по совпадению хронологии и по ряду других признаков нетрудно догадаться, что речь идет именно о Святославе.

Святослав встретил этого князька дружелюбно и охотно обе­щал ему помощь. Святославу легко было это сделать, так как он сам готовился в поход против хазар для нанесения им сокруши­тельного удара, и ему важно было иметь в лице топарха союзника. Святослав дал ему денег, обещал в дальнейшем свое покрови­тельство и, самое для нас интересное, прибавил ему одну сатра­пию, т. е. к владениям топарха прибавил еще новую территорию. Стало быть, в Крыму были тогда русские владения. О них, впро­чем, очень прозрачно говорит и договор Игоря с греками 944 г.^[524]

Итак, Святослав — это крупный политический деятель, а ие просто предводитель бродячих удальцов, ведущий походы с целью поживиться на чужой счет. Конечно, тогдашние войны в значи­тельной степени преследовали и эту цель, но этим одним нельзя ограничиться, иначе мы неправильно поняли бы политиче­скую роль Святослава и международное положение Руси. Его деятельность связана с восточными и западными странами, он принял непосредственное участие в разрешении крупнейших и сложнейших вопросов тогдашней политики.

Заключив с Византией мир, Святослав отправил своего воеводу Свенельда с войском в Киев, а сам остался зимовать в Белобережье, на Дунае. Весьма вероятно, что эта длительная оста­новка Святослава на Дунае была связана с его дальнейшими политическими планами. На Днепровских порогах он был встречен печенегами, которые направлены были сюда, надо думать, греками, очевидно знавшими о намерении Святослава вернуться снова в Болгарию с новыми силами. Печенегн пере­били небольшую дружину Святослава и убнли его самого. Это произошло в 973 г. Святослав погиб в расцвете снл: ему было тогда около 35 лет.

После смерти Святослава встал вопрос о том, кому властво­вать в Киеве. Отправляясь в 970 г. в поход на Болгарию, Свято­слав оставил в Киеве своего старшего сына Ярополка. Второй его сын, Олег, был поставлен правителем в древлянской земле, третий, Владимир, — в Новгороде. После смерти Святослава все три брата в течение нескольких лет сидели каждый на своем месте. В 977 г. Ярополк пошел против Олега. Олег был убит в бою. Владимир испугался за себя и бежал «за море» нанимать вспомогательный отряд варягов. Он, действительно, собрал там дружину, вернулся в Новгород, отправился на юг и завладел Киевом. Ярополк был коварно убит.

В этих крупных политических событиях, несомненно, была своя логика, скрытая от иас в слишком лаконичной передаче летописца. Очевидно Ярополк, сидевший в Киеве после смерти отца, имел основания быть недовольным братьями. Можно думать, что Олег неохотно подчинялся Ярополку и, может быть, пред­полагал от него отложиться. Древляне вообще не прочь были поднять оружие против Киева, чтобы освободиться от его власти. Возможно, что и князь Олег вместе с представителями древлянского общества решил отделиться от Киева. Однако это только наши предположения: точных фактов мы не имеем.

Наш летописец причину войны Ярополка и Олега видит в ссоре и убийстве Олегом сына воеводы Игорева Свенельда. На самом деле для этого столкновения были, несомненно, более серьезные причины. Это видно из того, как ведет себя Владимир. Узнав, что Ярополк убил Олега, и чувствуя, очевидно, свою при­частность к замыслам Олега, он испугался, хотя и находился далеко, в Новгороде.

В конце концов Владимиру удалось ликвидировать все ослож­нения и стать во глаЕе всего государства.

Эти факты говорят о том, что Киев был еще достаточно силен, чтобы отстоять свое положение «матери городов русских» (т. е. столицы Древнерусского государства),