Девочка-тролль с серными спичками 7 страница

Анника поблагодарила, вышла из двери и оказалась в Великобритании, на авеню Уинстона Черчилля. Она поправила на плече ремень сумки и пошла по летному полю, протянувшемуся от Средиземного моря до Атлантического океана.

Здесь работала Вероника Сёдерстрём. Каждый день она проходила через эту таможню и шла по этой взлетно-посадочной полосе, чтобы дойти до работы. Или она ездила на машине? Неужели она каждый день выстаивала такие жуткие очереди, или у нее был способ ее обойти? К чему ей были эти мучения?

Были, должно быть, веские основания для того, чтобы она учредила свою контору именно в Гибралтаре.

Поток людей, шедших по полю, был довольно редким. С Атлантики дул холодный ветер. Анника зябко подняла плечи и сунула руки в рукава пиджака. Сердцебиение успокоилось. Она заставила себя забыть слова Лотты: «Ты думаешь, я хотела провести с тобой целых четыре дня?»

Она дрожала, как в лихорадке.

Прямо впереди стояло несколько некрасивых бетонных домов с бельем, сушившимся на балконах. Стоявшие у домов машины были старые и ржавые.

Да, наверное, здесь много денег, но это никак не отражается на облике города.

Центр города выглядел старше, был лучше ухожен и коммерциализирован. Вдоль главной улицы стояли гнутые парковые скамейки, на которых, правда, никто не сидел, фигурные фонарные столбы, урны и сотни беспошлинных туристических магазинчиков. Здесь теснились ювелирные лавки, магазины одежды, вина и сувениров, универмаги, пункты продаж мобильных телефонов и детских игрушек и – слава и хвала богу – магазин фототехники.

Анника вошла в один из них и купила приличную цифровую камеру с широкоугольным объективом и зумом, большую карту памяти и заряженный аккумулятор.

«Я смогу потом фотографировать детей, – подумала Анника. – Тем более что скоро мне выплатят страховку».

Она уселась на декоративную парковую скамейку перед магазином и прочитала написанную по-английски инструкцию. Как она и рассчитывала, камера оказалась несложной. Навести и нажать. Фотоаппарат сам наводил объектив на резкость, сам выбирал диафрагму и выдержку. Она затолкала фотоаппарат в сумку вместе с прочим хламом и пошла дальше.

Через десять минут она была на Сити-Милл-Лейн – узкой извилистой улочке, взбиравшейся вверх по западному склону утеса. Подъем оказался крутым, и Анника скоро запыхалась под тяжестью объемистой сумки. Место здесь было не таким шикарным, как главная улица, стало безлюдно. Пахло пылью и копченой колбасой.

Коричневая дверь дома номер 34 была зажата между входами в бюро путешествий и мужскую парикмахерскую.

Датский адвокат Стиг Зейденфаден занимал в этом старом доме скромную контору на втором этаже. Стиг приветствовал Аннику вежливым поклоном и проводил в небольшой кабинет. На столе уже стояли чай и печенье.

– Так, значит, ты хорошая знакомая Рикарда Мармена. – Он с интересом посмотрел на Аннику. – Давно ли вы друг друга знаете?

Анника села сбоку, Стиг Зейденфаден устроился в торце длинного стола.

– Иногда мы встречаемся и вместе обедаем, – уклончиво ответила Анника. – Рикард обычно помогает мне налаживать контакты…

Вошла секретарша, поставила на стол сахарницу и бесшумно вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Пока она не ушла, в кабинете стояла несколько напряженная тишина. Анника осмотрелась. Стену, выходившую на улицу, почти целиком занимали три окна. Было видно здание напротив с таким же кабинетом в три окна. Солнце заглядывало в верхний угол окна, подсвечивая пляшущие под потолком пылинки.

Стиг Зейденфаден откашлялся и облокотился на стол.

– Рикард сообщил мне, что тебя интересует интервью со скандинавским адвокатом в Гибралтаре, – сказал он. – Нас здесь немного, и к тому же один из нас зимой умер.

– Ты имеешь в виду Веронику Сёдерстрём, – догадалась Анника.

– Нам, северянам, надо держаться вместе под этим палящим солнцем. Друзья Рикарда – мои друзья. Чем я могу тебе помочь?

– Ты был знаком с Вероникой Сёдерстрём?

Стиг налил себе чаю из чайника и вздохнул.

– Она не была моей задушевной подругой, но, естественно, мы были знакомы. Немного чаю?

Анника подвинула адвокату свою чашку, и он налил туда чай. Чашки были из тонкого фарфора, с розочками и золотистым кантом. У блюдца был отколот край.

– Какой юридической деятельностью занималась Вероника Сёдерстрём?

Адвокат удивленно посмотрел на Аннику:

– Поле ее деятельности было шире моего. Она бралась как за хозяйственные, так и уголовные дела. Насколько я помню, занималась она и нотариатом. Я же оказываю исключительно корпоративные услуги.

– Это предприятия и налоги?

Он кивнул.

– Ты не мог бы рассказать мне, как устроена налоговая система Гибралтара?

Он снова кивнул и принялся размешивать в чашке сахар.

– Возможность открывать здесь освобожденные от налогов предприятия появилась в 1967 году, но только после вступления Испании в Европейский союз, то есть после 1985 года, здесь начались скандалы и махинации.

Анника достала блокнот и записала услышанное.

– Кто вообще учреждает здесь предприятия?

Адвокат откинулся на спинку стула, крепко ухватил чашку за маленькую ручку и оттопырил мизинец.

– Для того чтобы открыть здесь предприятие, оно должно отвечать нескольким условиям. Акционерный капитал компании не должен быть меньше ста британских фунтов.

Он помолчал, дав Аннике возможность записывать.

– Ни один человек, постоянно проживающий в Гибралтаре, не может быть окончательным владельцем предприятия. Предприятие осуществляет свою деятельность на доходы, полученные за пределами Гибралтара.

Анника украдкой взглянула на важное лицо и выступающий под рубашкой живот этого человека.

Значит, именно сюда, в Гибралтар, ежедневно ездила Вероника Сёдерстрём, чтобы заниматься поддержанием подмоченной британской деловой репутации на этом клочке земли у африканских берегов?

– Предприятие должно иметь официально зарегистрированный юридический адрес и хранить здесь регистр владельцев акций. До последнего времени собственник предприятия был должен оставлять сведения о своих расходах и финансовом положении.

Анника с большим трудом старалась сохранить на лице выражение заинтересованности.

– Кому предоставляются эти сведения?

– Они предоставляются банку, адвокату или аудитору.

Анника кивнула. Об этом ей рассказал Рикард Мармен.

– Но никто не имеет права знакомиться с деятельностью предприятия?

– Нет, вся эта информация считается конфиденциальной, по меньшей мере информация, касающаяся налогов. Предприятия не платят гербовых сборов, акцизных сборов и предварительных налогов. Единственный вмененный налог – это двести двадцать пять британских фунтов в год.

Анника не удержалась и удивленно покачала головой.

– Это просто замечательно, что в Европе до сих пор существуют такие порядки, – саркастически произнесла она.

– Они просуществовали не очень долго, – возразил адвокат. – Система в таком виде прекратила свое существование в 2010 году по настоянию ЕС.

Она отвела взгляд от адвоката, который, громко хлебнув, отпил чаю.

– Правда, существуют и другие решения, – сказал он, – но они, как ты понимаешь, существуют всегда.

– То есть после 2010 года появилась возможность знакомиться с деятельностью предприятий?

– Такого я себе не могу даже представить, – сказал адвокат. – Ты не попробовала печенье? Его испекла моя жена.

– Твоя жена?

– Да, и секретарша тоже печет.

Он намазал апельсиновый мармелад на печенье и с хрустом откусил кусок.

– Я говорила с людьми, которые утверждают, что Гибралтар – это самая большая европейская прачечная по отмыванию денег, – сообщила Анника. – Какова твоя точка зрения на этот счет?

Адвокат прожевал печенье, взял салфетку и вытер губы.

– Я адвокат, – сказал он, – а не прокурор. Я здесь для того, чтобы помогать моим клиентам. Если они говорят, что источники их доходов легальны, то у меня нет никаких оснований оспаривать эти утверждения. Здесь мы должны выступать заодно. Но, разумеется, я пишу заключения, в которых лично гарантирую легальность расходов моих клиентов.

– Видишь ли ты какие-то опасные лазейки в этой системе?

Он наклонился к ней через стол.

– Эти лазейки и опасности создают не юристы. Мы лишь следим за исполнением законов. Адвокаты, занимающиеся отмыванием денег, находят лазейки между законами, но я стараюсь держаться от них подальше.

– Знаешь ли ты лично таких адвокатов?

Он посмотрел на Аннику и лукаво улыбнулся:

– Неужели ты думаешь, что я стану тебе о них рассказывать, даже если их знаю?

Анника ответила ему такой же улыбкой.

– Нет, – сказала она, – я так не думаю. Можно я тебя сфотографирую?

Он удивленно вскинул брови.

– Да, конечно, – ответил он. – Где? Здесь?

– Может быть, в твоем рабочем кабинете, на фоне бумаг и книг?

Обычно следует избегать фотографий людей, сидящих за столом, но в данном случае это было необходимо. Читатель должен догадаться, что скрывается за переплетами толстых книг, и услышать стук стиральных машин европейской прачечной.

Адвокат, однако, покачал головой:

– Нет, в свой рабочий кабинет я не пускаю никого.

Умный парень.

Анника подняла фотоаппарат и поднесла видоискатель к правому глазу.

Нет, ракурс явно получился неудачным. Фоном стало какое-то комнатное растение, так как адвокат сидел точно между Анникой и горшком. Было такое впечатление, что этот кустик растет прямо из головы адвоката.

– Может быть, ты подойдешь к окну? – спросила она. – Свет должен…

Она усадила Стига на подоконник, попросила повернуть голову и смотреть прямо на нее. Дневной свет был рассеянным, половина лица была освещена, а другая половина попала в полутень. Это эффектно подчеркивало фактуру лица.

Анника сделала несколько снимков и за столом. Они вышли в холл, откуда-то бесшумно возникла секретарша и осведомилась, все ли прошло хорошо. Женщина говорила по-английски с британским акцентом.

– Все было замечательно, – вежливо ответила Анника. – Спасибо за печенье, оно просто прекрасно.

Только в этот момент она вспомнила, что так и не успела его попробовать.

– Где была контора Вероники Сёдерстрём? – торопливо спросила Анника.

– Она находится на прежнем месте, – ответил Стиг Зейденфаден. – В переулке Тарика, напротив церкви.

Анника вскинула сумку на плечо, протянула адвокату руку и поблагодарила за интервью.

– Привет Рикарду! – крикнул Стиг Зейденфаден с лестничной площадки.

 

Поток людей на главной улице стал гуще и превратился в сплошную темную массу. Дорога полого забирала вверх, Анника достала фотоаппарат и остановилась у скамейки. Подняв камеру, она телеобъективом сделала несколько снимков толпы, потом поднялась выше и сделала несколько пейзажных фотографий.

Так, с видовыми фотографиями покончено.

Она остановилась и, переминаясь с ноги на ногу, принялась ждать появления подходящего объекта. Он явился в образе широкоплечего парня в тесных джинсах и наброшенном на плечи пиджаке, шедшего в обнимку с подругой.

– Привет, – сказала Анника по-английски и, подняв руку, пошла навстречу парочке.

Молодые люди удивленно остановились и по очереди пожали протянутую руку, подчиняясь рефлексу западного воспитания.

Анника сказала им, что она – фотограф и интересуется, нельзя ли ей сфотографировать сзади двоих молодых людей для иллюстрации в газете.

Парень просиял, но девушка насторожилась.

– Зачем нужен этот снимок? – спросила она.

– Для какой статьи эта фотография? – следом за ней поинтересовался парень.

– Это снимок для шведской газеты «Квельспрессен». Когда-нибудь читали ее?

Парень покачал головой.

Анника поставила его лицом к темному каменному фасаду, попросила расставить ноги, опершись на правую, и засунуть большие пальцы за пояс джинсов.

Он был на удивление похож на Никласа Линде.

Анника отошла назад, немного поднялась вверх по улице и попросила парня слегка повернуть голову влево. Солнце освещало его волосы и спину, оставляя профиль в тени.

Сойдет за анонимный снимок шведского героя-полицейского на Солнечном Берегу.

Она сердечно поблагодарила молодого человека за помощь.

– Когда я смогу увидеть свою фотографию? – с интересом спросил парень.

– Зайди в Интернет, на сайт газеты kvallspressen.se, – ответила Анника.

Она сунула камеру обратно в сумку и направилась к церкви, которая была белой и выглядела как все церкви в фильмах Педро Альмодовара. Перед церковью раскинулась небольшая площадь. От нее отходили два переулка под сводчатыми кровлями – переулок Жиро направо и переулок Тарика – налево.

Анника свернула налево. Под сводами переулка, словно огромный вентилятор, оглушительно гудел ветер. Анника в растерянности остановилась.

Старые дома в переулке были совсем обветшалыми. Электрические провода, словно лианы, висели между окнами. Водопроводные и канализационные трубы были проложены снаружи, по стенам, и выглядели на редкость уродливо. Некоторые окна в первых двух этажах были закрыты ставнями, запертыми на висячие замки.

Она пошла по переулку дальше и в конце концов нашла дверь с домофоном и объявлением:

 

В. С.: Юридические консультации

Барристер – адвокат – заверение под присягой

Международные юридические услуги

Международные корпоративные услуги

 

Понятно, В. С. – это Вероника Сёдерстрём.

Однако как же сюда войти?

Она прошла еще десять метров. Миновала закрытую посредническую контору и открытую аптеку, остановилась и задумалась.

Чем же Вероника Сёдерстрём целыми днями занималась в этом обшарпанном районе?

Боролась за права обездоленных детей? Помогала безвинно осужденным? Оформляла многомиллиардные контракты на вылов рыбы?

Или она здесь отмывала деньги?

Если никто не спрашивает, то никто и не отвечает.

Анника критическим взглядом окинула свою одежду. Кроссовки, джинсы и простенький пиджак. Она никогда не была похожа на предпринимателя или перспективного инвестора. Она снова вернулась к домофону и объявлению. Подождав немного, нажала кнопку вызова. После длительной паузы домофон ожил и заговорил.

– Слушаю, в чем дело? – спросил с американским акцентом раздраженный, низкий и молодой голос.

– Меня зовут Анника Бенгтзон, и мне нужна консультация по одному юридическому вопросу, – сказала она. – Как к вам войти?

В домофоне послышался какой-то шум, но молодой человек остался на связи.

– По юридическому вопросу? – переспросил он. – Тут я ничем не смогу тебе помочь – к большому сожалению.

Этому добавлению Анника не поверила. В голосе парня не было никакого сожаления, даже маленького.

– Я могу, конечно, пойти и в другое место, но Вероника хотела, чтобы я сначала зашла к ней.

Снова наступило молчание.

– Ты была знакома с Вероникой?

– Я была их конюхом, ухаживала за пони Мю.

Прошло еще несколько секунд, потом замок зажужжал и открылся.

Анника торопливо потянула на себя дверь и вошла в абсолютно темный подъезд. Дверь за ее спиной закрылась, и Анника несколько мгновений моргала, привыкая к темноте. Потом слева от двери она заметила светящуюся красную кнопку и нажала ее. В подъезде с громким щелчком включился свет.

Голая лампа накаливания заливала ярким светом крошечный холл. Наверх вела узкая лестница. Пол и стены были изрядно ободраны. Под толстым слоем пыли и грязи угадывался мозаичный, выложенный белой, синей и коричневой плиткой пол.

На площадке было две двери – справа и слева. Обе запертые на висячие замки и заколоченные брусом. Анника начала подниматься по лестнице, так как на первом этаже войти было некуда.

Кажется, все остальные учреждения в доме были закрыты. Двери второго этажа тоже были заперты и заколочены.

«В. С.: Юридические консультации» были расположены в верхнем, четвертом этаже здания. Над левой дверью на площадке красовалось такое же объявление, что и у входа. Кнопки звонка не было, и Анника постучала в дверь костяшками пальцев.

Дверь открылась наружу, и Аннике пришлось быстро сделать шаг назад.

– Добрый день, – застенчиво произнесла она и протянула руку. – Как это приятно, что ты меня принял.

Молодой человек действительно был очень юн. Одет он был в отутюженную рубашку, галстук, строгие брюки и до блеска начищенные ботинки. Лицо его смягчилось, пока он разглядывал гостью. Она, кажется, не внушила ему особых опасений.

– Генри Холлистер, – представился он вполне миролюбиво, без прежнего раздражения.

– Я никогда прежде не обращалась за юридической помощью. Мне было трудно на это решиться.

– Входи, – сказал он и посторонился, уступая Аннике дорогу.

Вероятно, это была жилая квартира, которую, собственно говоря, не стали особенно переделывать под новые функции. Все двери были открыты. Справа были видны три маленькие комнаты, прямо – кухня и большая комната слева. В квартире было тихо. Здесь никого не было, кроме молодого американца. Пахло кофе и поношенным текстилем.

– Не хотите чего-нибудь попить? – спросил Генри Холлистер.

– Нет, спасибо, – ответила Анника.

Молодой человек провел ее в левую, большую комнату. Это была комната для переговоров, почти такая же, как у Стига Зейденфадена. Похоже, адвокаты в Гибралтаре не принимали клиентов в собственных конторах.

Они сели за стол друг напротив друга. Генри Холлистер внушительно наморщил лоб и сложил руки на столе.

– Итак, – сказал он, – чем я могу тебе помочь?

– Собственно, помощь нужна не мне, а моему брату. Его арестовали за хранение гашиша.

Наступила тишина. Парень посмотрел на Аннику и несколько раз растерянно моргнул.

– Хранение гашиша? – спросил он. – Где?

– В Пуэрто-Банусе, – ответила Анника.

– Но хранение наркотиков не наказуемо по нынешнему испанскому законодательству.

Вот черт, как же она не разобралась?!

– Полиция обвиняет его в том, что он хранил гашиш для продажи.

– Сколько конопли у него было?

Анника судорожно сглотнула.

– Они нашли у него четыре килограмма.

Молодой человек снова моргнул и откинулся на спинку стула.

– Да, – сказал он, – трудно предположить, что такое количество предназначалось для личного употребления. Мне очень жаль, но я не могу ничего…

Анника перегнулась через стол и коснулась руки молодого человека.

– Ты должен мне помочь, – проникновенно сказала она. – Он сидит в страшном месте, в Малаге, в «полигоне», прямо у аэропорта.

Генри Холлистер осторожно отодвинул руку.

– Я знаю эту тюрьму, – сказал он, – но помочь тебе ничем не могу. Я не адвокат. Я всего лишь помощник адвоката. У меня нет полномочий, я здесь просто пока охраняю помещение.

Анника с надеждой посмотрела на него:

– Охраняешь помещение?

– Да, до прихода новых владельцев.

– Так фирму продали?

– Ее передают внутри концерна.

Надо запомнить: «Передают внутри концерна».

Анника шмыгнула носом.

– В Испании в следственных тюрьмах сидят до бесконечности. Если ничего не делать, то брат просидит неизвестно сколько. Долго мне придется ждать?

– Переход будет чистой формальностью, как только появится новый владелец. Думаю, это займет месяц-полтора…

– Почему нельзя сделать все это раньше?

Молодой человек беспокойно посмотрел на Аннику:

– Этого я не знаю.

Анника тяжело вздохнула.

– Как жалко, что Вероники больше нет, – сказала она. – Подумать только, убили газом. Она бы в момент решила этот вопрос.

Парень с сомнением посмотрел на нее.

– Ты действительно так считаешь? – спросил он. – Никогда не думал, что она занимается испанскими мелкими сошками.

Анника удивленно посмотрела на молодого человека:

– Почему нет? Я уверена, что занималась. Она все время здесь пропадала. Что же она делала тут целыми днями?

– Вероника была юристом по экономическим делам. Она занималась главным образом договорами и переговорами для различных международных концернов.

– Ах вот оно что, – вздохнула Анника, постаравшись изобразить разочарование. – Я-то думала, она занималась защитой невинных людей, таких как мой брат. Но на вывеске же написано: юридические услуги.

Генри Холлистер недовольно поморщился.

– Ты даже представить себе не можешь, какие обвинения выдвигают против международных предприятий, – сказал он. – Власти очень подозрительно относятся к успешным предприятиям в этой части мира. Другое дело – в США, откуда я приехал. Там вот, наоборот, поощряют свободное предпринимательство.

Анника восхищенно кивнула.

– И с какими же такими группами она работала?

– С импортными и экспортными фирмами, – сказал Генри Холлистер, но потом опомнился, прикусил язык и наклонился к Аннике: – Откуда, собственно говоря, ты знаешь Веронику?

Анника попыталась улыбнуться, чувствуя, как ей начинает жечь пятки.

– Я ухаживала за пони Мю. Мы никак не могли найти покупателя, и мне приходилось ежедневно ее выезжать, чтобы она не потеряла форму. Такая хорошенька лошадка. Ты ее не видел?

Американец встал.

– Очень сожалею, но ничем не могу помочь.

Анника тяжело вздохнула и тоже встала.

– Попробую найти помощь в другом месте. Ты не знаешь какого-нибудь адвоката по уголовным делам?

– Очень сожалею, – еще раз повторил молодой человек.

Анника улыбнулась, стараясь придать глазам больше блеска, и протянула ему руку:

– Спасибо, что потратил на меня время.

Американец вдруг забеспокоился.

– Да, слушай, никому не рассказывай, что ты была здесь. Позвони и договорись о встрече, когда сюда придет новый хозяин.

Анника притворилась удивленной.

– Хорошо, – сказала она, – нет проблем.

Они вышли в холл. По дороге Анника, скосив глаза, увидела висевший на стене диплом в рамке под стеклом: «Факультет права Оксфордского университета».

Это был диплом Вероники.

– Если вдруг кто-нибудь из твоих знакомых захочет купить хорошего пони, то пусть позвонит в конюшню, – сказала Анника и прикрыла за собой входную дверь.

Она прошла по узкому коридору. Свет на лестничной клетке погас, и снова стало непроницаемо темно. Она отыскала выключатель, зажгла свет и тихо, но быстро сбежала с лестницы.

 

Выйдя на улицу, Анника остановилась, чтобы отдышаться. У нее было такое чувство, что по лестнице она бежала не вниз, а вверх. Она бросила еще один взгляд на фасад неприметного дома и, торопливо пройдя переулок, свернула за угол. Остановившись у закрытой посреднической конторы, лихорадочно выудила из сумки блокнот и ручку. Усевшись прямо на тротуар, быстро записала состоявшийся разговор с молодым американцем.

Вероника была блестяще образованным юристом с дипломом крупнейшего британского университета. Она занималась экономическими делами, но, как следовало из надписи на вывеске, оказывала также и разнообразные юридические услуги. Она помогала в составлении договоров и представляла на переговорах интересы международных финансовых групп, занимавшихся импортом и экспортом. Эти группы периодически попадали в поле зрения прокуратуры, и тогда, наверное, в игру вступала Вероника Сёдерстрём с ее «юридическими услугами».

После смерти Вероники контора осталась собственностью концерна. Значит, существовал концерн, объединявший множество собственников, которые теперь контролировали бюро Вероники Сёдерстрём, а может быть, контролировали его всегда.

Новый владелец ждет лишь завершения формальностей, чтобы вступить в права собственности. Откуда появится этот новый владелец? Возможно, с севера?

Сейчас в этой конторе сидел американский помощник адвоката, который заскучал настолько, что пустил человека с улицы, что ему категорически запретили делать. Об этом говорила его последняя фраза. О том, чтобы она никому не рассказывала, что была в конторе. Вид молодого человека говорил о том, что время от времени он все же контактирует с внешним миром, иначе он был бы одет в тренировочный костюм и кроссовки. Навещали ли представители концерна контору, не оповещая об этом заранее американца?

Дом, в котором помещалась контора, сам по себе уже был достаточно загадочным. Почему большая часть помещений была закрыта и заколочена? В Википедии Анника прочитала, что цены на недвижимость в Гибралтаре зашкаливают. Обычно люди, работающие в Гибралтаре, живут на испанской стороне границы, в Ла-Линее, где цены на недвижимость в три раза ниже расходов на одну только аренду жилья в Гибралтаре.

Она посмотрела на витрину посреднической фирмы. Здесь тоже никто, по-видимому, давно не работал, потому что на подоконнике валялись дохлые мухи.

Она встала, отряхнула пыль с брюк и решила разобраться с ценами на недвижимость в Гибралтаре.

Судя по витрине, выбор был не особенно велик. На картинках было изображено несколько вилл и квартир без указания сведений об объектах и, естественно, без адресов. Карита рассказывала, что испанцы, продавая дом, часто прибегают к услугам десяти разных маклеров и поэтому маклеры скрывают адреса, чтобы никто не увел у них из-под носа лакомый объект.

Анника скользнула взглядом по фотографиям. Похоже, на них были не объекты Гибралтара, а дома на Солнечном Берегу.

Она снова вгляделась в изображения. Нет, наверное, ей показалось. Она подошла ближе и стерла пыль со стекла. Под одной фотографией было написано по-английски: «Свободная вилла. Великолепный семейный дом. Идеальное вложение денег».

Фотография продающейся виллы, которая находилась в правом углу витрины, выцвела и покоробилась на углах под действием солнечных лучей и сырости. Нигде не было написано, где располагается эта вилла, насколько она велика и сколько стоит, но Анника ее узнала. Двух– и трехэтажные фрагменты дома, террасы и балконы, башенки, колонны и своды, точеный бетон и гофрированная железная крыша. Все здание венчалось башней со сводчатыми окнами, выходившими на все четыре стороны света. Бассейн, освещение, склон горы и дальний фон.

Ошибиться было невозможно. Это был дом семьи Сёдерстрём в Новой Андалусии.

Снимки, скорее всего, были сделаны несколько лет назад, так как деревья были ниже, чем они были зимой, а в одном из углов участка стояла бетономешалка.

Анника подошла к двери, чтобы посмотреть, не обозначено ли на ней время работы конторы. Никакого расписания не было, но зато была латунная табличка, на которой стояло:

 

A Place in the Sun

Your Real Estate Agents on the Coast

Visit us at www.aplaceinthesun.se

 

Она посмотрела на табличку и дважды перечитала последнюю строчку.

«Место под солнцем, точка, се».

Почему «точка, се»?

Почему у расположенной в Гибралтаре маклерской конторы шведский интернет-адрес?

Она вытащила блокнот, записала адрес. Потом вернулась к витрине, чтобы посмотреть, нет ли под фотографией номера контактного телефона.

Никакого номера там не было.

Конечно, нет ничего странного в том, что вилла выставлена на продажу. Ведь продается же пони. Но почему было не разместить здесь более новые и качественные фотографии?

Или эти фотографии продолжали висеть здесь после того, как семья Сёдерстрём купила виллу? Вероника работала здесь и наверняка не раз проходила мимо этой витрины и видела выставленную на продажу виллу. Может быть, она и купила ее после этого? Возможно, покупка была совершена через этого маклера, но он так и не удосужился убрать фотографию с витрины.

Анника посмотрела на часы. Пора ехать в Эстепону.

Было, правда, одно неудобство – отсутствие машины.

 

Остановка автобусов в Ла-Линее находилась на площади Европы – большом перекрестке в паре кварталов от границы. Автобусы в Эстепону ходили каждый час, до отправления следующего оставалось десять минут. Анника купила билет за три евро шестьдесят пять центов, и в это время автобус подъехал к остановке, дымя мощным дизелем. Она вошла в салон, ощущая ногами вибрацию двигателя. Пахло машинным маслом и дезинфекцией. Сиденья были обтянуты синим плюшем, окна затянуты грязными занавесками. Анника сразу вспомнила школьный автобус, который возил ее из Хеллефорснеса во Флен, а потом в гимназию в Катрине-хольм.

Правда, на внешнем виде сходство со школьным автобусом и заканчивалось. Путь, который на машине занял бы четверть часа, этот автобус из-за испанских особенностей уличного движения растянул на полтора часа. Автобус останавливался в каждой деревушке и подбирал и выпускал народ на каждом перекрестке. Возле Марина-де-Касареса Анника задремала. Проснулась она, когда в Баия-Дорада в автобус с грохотом ввалился парень с доской для серфинга.

Дорога вилась вдоль моря. Поверхность воды пенилась от ветра. Небо было темно-синим и абсолютно безоблачным. Она поняла, что автобус приближается к Эстепоне.

Здесь все было совсем не так страшно и отвратительно, как рассказывала Юлия, подумала Анника, когда автобус подъехал к пристани.

Главная улица тянулась вдоль берега. Проезжую часть обрамляли пальмы и апельсиновые деревья, в кронах шелестел ветер. Под зонтиками на пляже не было ни одного человека, но в кафе и прибрежных ресторанчиках на обед начал собираться народ. Анника вдруг почувствовала, насколько она голодна.

Молодую шведку, у которой Анника должна была взять интервью, звали Вильмой. Никлас Линде сбросил Аннике номер ее мобильного телефона.