2017-11-01
526
Во времена царствования Михаила Романова значительно ужесточились правила найма прислуги. В XVI в., как мы помним, «немцы» могли иметь православных слуг. Указом 1627 г. прислуга западноевропейцев в России должна была состоять только из неправославных[613], а русские люди в XVII в., как заметил голштинский дипломат Адам Олеарий, должны были иметь штат слуг исключительно из своих единоверцев[614].
Правда, такой порядок не сразу установился, а точнее, он всегда нарушался, пока в конце 1680-х гг. не стал анахронизмом. Однако в 1640–1660-е гг. указ о прислуге 1627 г. неоднократно повторялся.
Известно дело русского простолюдина Богдана Артемьева, который в 1630-е гг. постоянно нанимался на службу именно к иностранцам. Это сходило ему с рук, пока он не вызвался проводить до границы своего последнего иностранного хозяина, голландского органного мастера Мильхерта Лунева. Богдан был схвачен, а в его действиях власти заподозрили желание бежать за границу. Благодаря показаниям нескольких иностранцев, прежних его работодателей, подозрение в измене было снято[615].
Стольник Василий Безобразов в 1658 г. во время ревизии домов Немецкой слободы на предмет наличия «незаконных» русских православных слуг обнаружил таких 18 человек. Во время следствия 1678 г. по делу об убийстве в Немецкой слободе англичанами русского стрельца опять было обнаружено много православных слуг у иноземцев. В 1686 г. после жалобы местного духовенства в Архангельске и Холмогорах в работниках у иностранных купцов нашли 60 православных, но уже тогда светская власть пошла на компромисс. Иноземцам, которых обвиняли в учинении «религиозной тесноты», запретили иметь русских слуг. Остальным работников оставили, но велели содержать в особых «хоромах», куда могли бы беспрепятственно проходить православные священники[616].
Как мы видим, одни русские не прочь были поработать на «немцев», другие негодовали на то, что «нехристей», у которых обнаруживали русских слуг, не только не казнят, как требовал того указ 1627 г., но даже не наказывают штрафами. Иногда русские хозяева пытались сопротивляться распоряжениям властей, направляющих к ним на постой служилого «еретика». Патрик Гордон сообщал в своем «Дневнике», что в начале 1660-х купец, у которого разместили Гордона, сломал в его комнате печь, надеясь холодом «выкурить» постояльца. Другой хозяин «квартиры Гордона» не пожалел раскошелиться на взятки, лишь бы добиться перевода шотландца в другой дом[617]. Даже 1678–1682 гг., когда указанные выше запреты де-факто уже не действовали, Бернгарт Леопольд Франциск Таннер, чешский путешественник, побывавший в Москве вместе с посольством Речи Посполитой, констатировал отчужденность русских и «немцев»: «Много лет тому назад… немцы от схизматов — так католики называют православных — встретили радушный прием, но с течением времени по несходству в нравах и особенно в вере сделались ненавистны тем, кому прежде были приятны, — дело иногда доходило до взаимных убийств. Для спокойствия тех и других немцы были переселены на то место, которое выше мы назвали Стрелецкой слободой, и, переменив имя, новый немецкий поселок москвитяне прозвали Налейками (Наливками)»[618]. Хотя чех многое тут перепутал, начиная с убийств «на национальной почве» во времена слободы «Наливки» при Василия III, но констатация напряжения между русскими и «немцами» ясна.
Еще одним свидетельством наличия в русском обществе и у церкви желания стеснить западных иностранцев были указы 1653 г., касавшиеся их прав на владение поместьями и вотчинами. Сама же царская власть, издавшая эти указы, вела себя крайне противоречиво и внешне непоследовательно. Сделав жест в сторону патриарха, высшая светская власть продолжила прежнюю линию в отношении иностранцев в России, варьируя лишь формы своего права «игры без правил».
До 1653 г. служилые иностранцы имели право владеть поместьями и вотчинами. Существовало фактически два фонда земли: для наделения поместьями иностранцев и для наделения русских дворян. Переход земли из одного фонда в другой запрещался. «А иноземские (поместья) иноземцам беспоместным и малопоместным, а мимо иноземцов, иноземских поместий никому не давать»,[619] - гласила статья 14 главы XVI Соборного уложения 1649 г. При этом статья 3 той же главы дозволяла русским и иностранным землевладельцам меняться конкретными владениями, что не противоречило вовсе идее наличия двух разграниченных земельных фондов, ибо общее количество земли в фондах от этих конкретных взаимообменов не менялось. Следили за менами Поместный и Иноземский приказы, которым указом от 30 апреля 1649 г. «Великий государь указал: иноземских поместий русским людям давать никому, и сдачей сдавать не велел; а в мену, кто учнет с иноземцы поместий менять, и без памятей из Иноземского приказу в Поместном приказе не расписывать»[620]. Соборное уложение и указ от 30 апреля 1649 г. отменили указ 1630 г.[621], который вообще запрещал иностранцам продавать или менять свои поместья и вотчины.
Исключением из правила неприкосновенности фонда иноземских и русских земель служилых людей было право вдов служилых иноземцев выходить замуж за русских дворян (крещение немок в православие предполагалось обязательным) и переписывать свои прожиточные поместья на новых православных мужей (статья 18 главы XVI Соборного уложения 1649 г.). То же правило распространялось и на «немцев-выкрестов» при их женитьбе на русских православных вдовах (статья 19 главы XVI Соборного уложения). Указ 1651 г. разрешил также инославным вдовам и девкам свои прожиточные поместья сдавать новокрещенным служилым родственникам и даже иным православным русским людям при условии, что те будут и государю служить и их, «некрещеных вдов и девок», кормить и замуж выдавать с приданым[622].
Однако в 1653 г., по мнению исследователей А.С. Мулюкина, Т.А. Лаптевой, С.П. Орленко и Т.А. Опариной, в вопросе о земельных владениях служилых иноземцев государство резко изменило свой курс под давлением церкви и части русских землевладельцев.
21 сентября 1653 г. из Москвы в Арзамасский уезд объезжему голове Самойлу Силбухтну был послан указ изъять у 7 тамошних помещиков-иностранцев их поместья за то, что они, «некрещеные немцы», чинили своим православным крестьянам «всякую налогу и утеснения в нашей православной вере»[623]. Чуть позже в том же 1653 г. появился указ, повелевавший иноземцам продать свои вотчины православным людям[624].
А.С. Мулюкин первым предположил, что сентябрьский указ 1653 г. в Арзамас являлся частным циркуляром, возникшим на основе несохранившегося общего указа о запрещении инославным «немцам» иметь поместья. Т.А. Лаптева полагает, что под воздействием этого указа 1653 г. большинство помещиков из служилых иностранцев сменили веру и тем сохранили свои владения.
На наш взгляд, данный вопрос требует дальнейшего изучения. Во всяком случае был ли общий указ 1653 г. об изъятии у «некрещеных немец» поместий или не был, но существуют документы второй половины XVII в., которые подтверждают наличие поместий и вотчин у «некрещеных немец» после 1653 г. Частые исключения из правил сами были правилом для практики царской власти в отношении служилых «немцев».
С.П. Орленко в указах второй половины 1653 г. нашел свидетельства о инославных «немцах-помещиках» из разных городов, у которых земли не были отобраны. Аналогичные сведения С.П. Орленко приводит относительно документов 1655 г., 1661 г., 1671 г., а также цитирует «Новоуказные статьи о вотчинных и поместных делах» царя Федора Алексеевича, где «велено было “прожиточные поместья некрещеных вдов иноземцев после их смерти справлять за крещеными ее родственниками, обходя некрещеных”»[625].
Известный служилый шотландец Патрик Гордон, находящийся на русской службе с 1661 по 1699 г., сообщает в своем «Дневнике» о нескольких поместьях, которыми он последовательно владел в России. Со временем только умножали свои владения в России иноземцы-промышленники. За их заводами значились: с 1638 г. и до конца XVII в. за тульскими железоделательными заводами Соломенская волость; с 1657 г. за малоярославским железоделательным заводом Марселиса и Акемы Вышегородская волость; с 1668 г. за каширским суконным заводом Сведена Иванковская волость; с 1693 г. за олонецким железоделательным заводом Андрея Бутенанта фон Розенбуша Кижский погост[626].
Даже если общий указ 1653 г. об изъятии поместий у служилых иностранцев западного христианского вероисповедания существовал, он вовсе не означал, что у всех «некрещеных немец» отняли поместья или вновь приехавшим западным специалистам их больше не давали. Основным принципом русского права XV–XVII вв., вытекавшим из вотчинной природы русского государства, было право государя, если он сочтет нужным, давать распоряжения, которые могли игнорировать ранее изданные правовые акты. Реальная практика применения правовых норм всегда сопровождалась сотнями исключений.
Подтвержденные источниками факты изъятия землевладений у неправославных служилых иноземцев свидетельствуют, на наш взгляд, о трех моментах. Во-первых, этим власть желала ускорить процесс превращения «немцев старого выезда» и их детей, часто рожденных в России, в русских православных служилых людей. «Обрусение» второго-третьего поколения оставшихся в России «немцев», как и пополнение ими русского дворянства четко прослеживается в XV–XVII вв.
Во-вторых, правительство время от времени вынуждено было реагировать на давление церкви. По свидетельству Адама Олеария, в 1652 г. патриарх был озабочен жалобой крепостных полковника Александра Лесли, одного из создателей в России полков европейского строя. Крестьяне обвинили супругу Лесли в том, что она «трудною работою» не дает им правильно соблюдать православные обряды, принуждает есть мясо в постные дни и еще бросила в печь православную икону. Это дело дало повод патриарху требовать, по словам Олеария, у царя Алексея Михайловича указа отобрать поместья у всех служилых иностранцев. Олеарий усматривал за этим не только инициативу духовенства, но и «интриги» русских бояр, «давно уже простиравших свои корыстные руки к хорошо устроенным поместьям немцев» и оттого постоянно советовавших молодому царю уважить просьбу патриарха[627]. Кстати, очевидно под воздействием нажима со стороны церкви царь Федор Алексеевич в 1681 г. указами от 16 мая и 24 мая приказал лишить поместий некрещеных «татар и мурз». Если же они соглашались перейти в православную веру, поместья не подлежали изъятию. Однако уже весной 1682 г. мусульманам вернули половину прежних поместий, а летом того же года восстановили их прежний размер, указав православным крестьянам в их вере никакой “тесноты” не чинить»[628].
В-третьих, постепенное развитие товарно-денежных отношений в XVII в. позволяло правительству содержать большее число иностранных специалистов на денежном довольствии, как было принято в западноевропейских странах. Желание перевести и часть русского дворянства на денежное жалованье прослеживается в указе о единонаследии, который выпустит в 1714 г. сын Алексея Михайловича Петр I.
От поместий служилых иностранцев перейдем к вопросу о возможности их отъезда из России. При царях Михаиле, Алексее, Федоре Романовых, в регентство Софьи и вообще до манифеста о вольности дворянской 1762 г. ни один подданный русской короны не мог покинуть страну по торговой или какой иной частной причине без разрешения центральной власти, подтвержденной проезжей грамотой. Это касалось также служилых и торговых московских иноземцев. Однако если русских людей, подозреваемых в желании «утечь» за границу, при Михаиле Романове вешали вдоль дорог, то с выездом «немцев» ситуация в XVII в. упростилась. Если в XVI столетии выезд часто был просто невозможен, хотя государевы «опасные грамоты» его и гарантировали, то в XVII в. многим инославным иностранцам удавалось покинуть Московию. Но не всем. Если «немец» чем-то заинтересовал российские власти, он становился «невыездным».
Всячески стремились оставить в России отца Анны Деремонтовой, столь «насолившей» русской церкви и осложнившей международные контакты русскому государству. Попытка Джона Барнсли отбыть на родину вместе с двумя сыновьями Вильямом (Ульяном Ивановым русских источников) и Генри (Андреем) встретила противодействие. На челобитную 1642 г., где Джон Барнсли назван уже не «московским торговым иноземцем», а английским купцом и где он просит царя отпустить его в Англию с сыновьями по причине получения им земельного наследства, было разрешено ему, Джону с младшим сыном Генри, временно покинуть Россию. В Москве заложником оставался его старший сын Вильям и большая часть нажитого здесь состояния. Вильяму велено было продолжать торговое дело отца в России. Где умер Джон Барнсли — в России или в Англии — неизвестно. Он точно приезжал в Россию в 1644 г. и опять ее покинул. Упомянут некий Джон Барнсли в Вологде в 1648 г., но некоторые исследователи, в частности немецкий историк Эрик Амбургер, полагают, что «вологодский Барнсли» это другое лицо[629]. Генри Барнсли удалось закрепиться в Англии в родовом имении. Наследником Барнсли-Холла после бездетной смерти дяди Генри по закону майората становился его отец как старший отпрыск еще живого деда. В Барнсли-Холл в 1660-х гг. прибыла с детьми овдовевшая сестра Генри Елизавета Фентцель.
А вот Вильям Барнсли, истративший все состояние на «дело Вальдемара» и оказавшийся из-за него в Сибири, какое-то время держался там протестантской веры. Это было залогом теоретической возможности уехать в Англию. Утеряв надежду на помощь, Вильям выбрал в крестные отцы знаменитого землепроходца воеводу Афанасия Пашкова, принял православие, получил дворянский статус и дослужился в Сибири до воеводских должностей к концу своей жизни.
Другой пример невозможности уехать из России демонстрирует в целом обласканный царской властью Патрик Гордон. Он происходил из древнего шотландского рода, начало которого зафиксировано в XII в. К XVII в. в Шотландии и Англии было 369 отраслей клана Гордона. Сюда относился ряд титулованных фамилий — маркизов Хантли, герцогов Гордонов, графов Эбердин и виконтов Кенмюр[630]. Патрику, как младшему сыну младшего брата, мало что причиталось на родине. Кроме того он был ревностный католик. После английской революции во власти господствовали протестанты. «Происходя из благородных предков, — вспоминал в 1684 г. Гордон, — я уехал из родной страны в чужие, дабы снискать честь и средства для ее поддержания»[631]. В России офицер-католик Патрик Гордон служил с сентября 1661 г. До этого, участвуя в Северной польско-шведской войне, он находился то на шведской, то на польской службе, меняя адресат службы после очередного плена. В столичной Немецкой слободе общительный, честный и умеющий постоять за себя шотландец сразу стал уважаемым человеком. В России Гордон принимал деятельное участие в формировании полков нового строя, воевал в их рядах в русско-польской войне 1654–1667. Отслужив десять лет, Гордон побывал в отпуске в Шотландии.
Вернувшись и обнаружив свое жалованье урезанным втрое, он первый раз попросил русские власти об увольнении. Царь Алексей Михайлович «милостиво» принял Гордона, но вместо отпуска на родину отправил его служить на Украину. В Севске шотландскому офицеру было дано поместье. Патрик Гордон имел большую семью. Потеряв жену, он в 1773 г. женился второй раз на Элизабет Ронаэр, дочери голландского полковника, также находящегося на русской службе. (Гордон имел семь детей, рожденных в России: троих от первого брака — дочь Кетрин (род. 1665) и сыновей Джона (род. 1667) и Джеймса (род. 1668); четырех от второго брака — дочь Мэри (род. 1673), сыновья Теодор (род. 1681), Джорж (род. 1682), дочь Джоанна (род. 1688).) Гордон прекрасно обустроил севское поместье. Он всегда удачно совмещал личные интересы с военной службой Москве. Тем временем началась первая в российской истории Русско-турецкая война 1672–1681 гг. Полковник Гордон проявил себя в ней с самой лучшей стороны. Он участвовал в Первом Чигиринском походе (1677).
После завершения кампании 1677 г. Гордон второй раз заявляет свое желание отбыть из России. В контракте Гордона, заключенном в 1661 г., гарантировался свободный отъезд. Для заявления своих прав Патрик Гордон воспользовался служебной поездкой в Москву в 1678 г. Вместо отставки шотландец получил приказ идти «со своим региментом в Чигирин». «Не желая уклониться от столь опасной службы, — замечает Гордон в своем «Дневнике», — я отправился, не досаждая Его Ц. Величеству своей отставкой и лишь уповая, что смогу обрести свободу, если Богу будет угодно возвратить меня с оной службы во здравии»[632]. Так Гордон стал участником второй обороны Чигирина в 1678 г. После гибели воеводы Ржевского, он возглавлял оборону Чигирина. «Странное» поведение основной русской армии, не оказавшей существенной помощи погибающему героическому гарнизону Чигирина, повергло Гордона в тяжелое расположение духа. Большинство чигиринцев — русские солдаты и драгуны, запорожские казаки, русские и иностранные офицеры погибли. Выбралась лишь горстка бойцов, которые под командой Гордона отошли к своим. Разрушенный Чигирин заняли османы.
Обстоятельства падения Чигирина усилили желание шотландца покинуть Россию. Тем более что его севское имение, столь славно им обустроенное, было «взято на Великого государя для постоя бояр и воевод» без компенсации прежнему владельцу, а сам Гордон, по его словам, в чигиринскую эпопею потерял «все, что имел»[633]. На этот (третий) раз Патрик организовал натиск на русское правительство с британской стороны. Джон Хебдон, британский королевский посланник, от имени английского монарха Якова II просил уже царя Федора Алексеевича отпустить Гордона на родину.
И вновь последовал отказ! Патрика Гордона произвели в генерал-майоры и отправили командовать несколькими полками в Киев. Ожидалось нашествие турок. В этих условиях благородный шотландец посчитал зазорным уклоняться от новой опасной службы. Он провел 7 лет (1678–1685) в Киеве. Во многом благодаря его знаниям и рвению обветшавшие разрозненные киевские укрепления превратились в современный оборонительный рубеж. Киевский воевода Шереметев, приятель Гордона, получил от имени царей Ивана и Петра Алексеевичей благодарность[634].
Нашествия турок на Киев не последовало. И в 1683 г., посетив Москву, генерал Гордон четвертый раз просил об отставке или об полугодовом отпуске. 22 февраля 1685 г. из Москвы в Киев прибыл стольник П.Ф. Шеншин и передал Гордону письмо служившего в Москве полковника Менгдена. Тот хлопотал в столице о деле Гордона, а сейчас конфиденциально сообщал: «…Думный (дьяк) Емельян Игнатьевич (Украинцев) заявил ему, что наверху абсолютно решено не отпускать…» Гордона «по причинам, о коих он не дерзнет писать…»[635]
26 апреля 1685 г. Гордон пятый раз повторил свою просьбу об отставке или хотя об отпуске. В новом послании в Москву, названном в «Дневнике» «протестом», шотландский аристократ подробно изложил историю своей службы, свои заслуги и потери в России, а также мотивы, которые побуждают его покинуть московскую службу[636]. Патрик Гордон напоминал, что «прибыл в Россию служить лишь на время, в надежде, когда представится случай, обрести свободу, что имел в других странах», а иные в его звании «получали и здесь»[637]. Действительно, один из придворных британского короля Якова II, генерал Драммонд, ранее находившийся на московской службе, был благополучно отпущен на родину. Другой знатный шотландец Александр Гамильтон, служивший в России с 1660-х гг. в драгунских полках нового строя, в середине 1680-х гг. отбыл на родину, где получил чин майора шотландской милиции. Однако большинство соотечественников Гордона, имевших чины старших офицеров в России, так и не покинули ее. В России почил в 1674 г. командир Гордона генерал-майор Даниэль Крофорд. Граф Дэвид Ульям Грэм оф Морфи (1639–1693), он же Давыд Вильгельм фон Граам русских источников, до приезда в Россию служил в Швеции, Испании, Речи Посполитой, Священной Римской империи. На московской службе с 1682 г., хотя приехал в Россию в 1679 г. Умер генерал-поручиком в Белгороде. В России кончил жизнь в 1689 г. и друг Гордона, драгунский полковник Гамильтон (Андрей Андреевич Гамильтон, чьи потомки, по одной из версий, обрусели и вошли в состав русского дворянства с фамилией Хомутовых). В Чигиринскую эпопею Гамильтон потерял ногу. Другой друг Гордона, вместе с ним прибывший в Россию в 1661 г., Пол Мензис или, как его звали русские, Павел Гаврилович Менезий (1637–1694), участник Чигиринских и Крымских походов, умер в Москве в чине генерал-майора. Александр Левингстон (Левинсон), капитан русской службы в 1666 г., пострадавший в мятеж гетмана Брюховецкого (1668), под командой Гордона сражался в Чигирине в 1678 г., погиб во время Азовского похода 1696 г. На могиле другого своего подчиненного, шотландского офицера, умершего стариком на русской службе в Киеве, Патрик Гордон в свое время приказал выбить надпись на латыни. В переводе на русский она гласит: «Здесь лежат смертные останки Г-на Эндрю Арбатнота, отпрыска знатного шотландского рода. Он прожил 78 лет. Да почиет в мире! Шотландия меня родила, Польша затем приютила, Россия ныне дает покой. Друг мой, прощай»[638].
Дневниковые записи Гордона, относящиеся к киевскому периоду его жизни, то и дело содержат упоминания о его недугах. В прошении об увольнении именно свое нездоровье Гордон выставил главной причиной желания уехать из России: «Сделавшись болезненным от многих ран, трудов и лет, я охотно жил бы в покойном месте на родине, где мог бы заняться устройством своих дел, образованием детей и заботами о моем здравии»[639]. В качестве второй причины Гордон заявил невозможность ему, как католику, совершать церковные таинства: «Частые недуги, словно призывы и предупреждения от смерти; тем более необходимо частое совершение таинств, а здесь все возможности подобной духовной помощи и утешения отняты»[640]. Была, однако, и третья, самая весомая причина, о которой в письме к русским властям генерал умолчал. В феврале 1685 г. на британский престол взошел Яков II Стюарт. Это был первый король-католик за более чем столетнее господство протестантов в Англии. Он быстро начал восстанавливать общественно-политические позиции католиков, окружая себя знатными единоверцами, среди которых было много родственников и друзей Гордона. Сам Патрик лично знал Якова II с 1666 г. Для Патрика Гордона открывались перспективы блестящей карьеры на родине.
Царь Федор III скончался в 1682 г. Судьбу Гордона в 1685 г. должно было решить правительство Софьи, а точнее, его глава Василий Васильевич Голицын. Последний как участник Чигиринских походов и как глава Посольского приказа отлично знал Гордона. Гордон постоянно поддерживал с ним деловую и личную переписку, однажды послал боярину подарок — дорогую серебряную узду для коня, украшенную драгоценными камнями. Голицын слыл поклонником западных новшеств, человеком обходительным, почти европейских взглядов. Гордон явно рассчитывал на его благосклонность, поэтому написал ему еще и личное письмо. Кроме того, он просил походатайствовать за себя ряд значимых иностранцев - голландского резидента, полковника фон Менгдена, православного «немца», главного «почтаря» России Андрея Андреевича Виниуса, а также русских своих друзей - Петра Васильевича Шереметева и Леонтия Романовича Неплюева.
Однако надеждам генерала не суждено было сбыться. 16 мая 1685 г. Гордон получил официальный отказ. Утешением генералу было лишь то, что русское правительство дозволило приехать в Киев двум католическим священникам, которые в конце 1685 г. исповедовали и причастили Гордона и всех других католиков, случившихся в Киеве.
В январе 1686 г. Патрика Гордона, наконец, отозвали из Киева в Москву. 18 января он ходатайствовал у В.В. Голицына об отпуске. Новым резоном шотландца явилось заявление о смерти его отца и необходимости ему, Патрику Гордону, оформить наследство. Это была уже шестая просьба. Голицын велел писать прошение на высочайшие имена. 19 января генерал получил указ, разрешающий ему на время отбыть из России, но дети его и жена оставались заложниками в России. Получив годовой оклад, указание оставить супругу в Киеве и наказ царевны Софьи, В.В. Голицына и «младшего царя» Петра Алексеевича поскорее возвращаться в Россию, Патрик Гордон отбыл на родину.
«Русский шотландец» был прекрасно встречен и в Лондоне при дворе короля Якова II, и в Эдинбурге вождями своего клана герцогом Гордоном и графом Эбердином, а также главами антикатолической шотландской «партии» шотландскими лордами Хэмилтоном и Куинсберри. У Якова II Гордон имел несколько аудиенций. Короля интересовало все о России: «о царях, стране, положении дел, войсках и правительстве»[641]. В Шотландии Гордон дважды посетил местный однопалатный парламент, где шли острые дебаты о веротерпимости. «Католическая партия» пыталась добиться отмены законов против «папистов». «Ярость» протестантов поддерживали нахлынувшие в Британию французские гугеноты. В 1685 г. французский монарх Людовик XIV отменил действия Нантского эдикта.
Хотя при отъезде из России в начале 1686 г. Гордон не имел никаких официальных поручений от русских властей, подобно царской грамоте, имевшейся у него во время посещения Британии в 1666–1667 гг., его вскоре обеспокоило русское «начальство». Письмо В.В. Голицына требовало, чтобы «Петр Иванович» нанял на русскую службу большую группу британских специалистов: младших офицеров, инженеров, фейерверкеров и минеров. Им следовало обещать приличное годовое жалованье и свободный отпуск на родину. Зная на собственном опыте, что означает «свободный отъезд из России», генерал, привлекший в свое время на русскую службу немало иностранных офицеров, в этот раз мало старался. Впрочем, он поговорил о возможном отъезде в Москву сына лорда Эглинтона.
К 1686 г. Гордон на средства, заработанные в России, сумел выкупить различные земли из родового поместья Гордонов — Охлухрис (Auchleuchries), расположенного в графстве Эбердин на северо-востоке Шотландии. Одни земли этого имения были заложены, другие находились в раздробленном владении у разных членов клана. Кроме того, Патрик Гордон наследовал ту часть имения, которая была за его умершим отцом Джоном Гордоном. В итоге Патрик стал настоящим лендлордом. Но насладиться своими правами и богатством шотландского лендлорда Патрик Гордон не мог. Он помнил о «российских заложниках» — жене и четырех из шести детях. (Сыновья Джон и Джеймс находились уже в Британии.) Позволив старшему сыну Джону управлять поместьем под присмотром опекунов, Патрик Гордон навсегда покинул Британию.
31 августа 1686 г. он приехал в Москву. Вскоре в русскую столицу пришло и послание британского короля Якова II с просьбой окончательно отпустить его подданного, Патрика Гордона, с российской службы. Возобновил дело об отставке и сам Гордон. Это была седьмая попытка заслуженного генерала-шотландца покинуть Россию. Она чуть не стоила ему головы. Власть молчала некоторое время, а русские друзья Гордона убеждали его «покаяться». Царевна Софья была оскорблена, а ее фаворит продемонстрировал, что он настоящий русский боярин. Откинув «европейскую воспитанность», Василий Васильевич объявил Петру Ивановичу Гордону, что он разжалован в прапорщики и будет сослан в Сибирь. По ходу дела Москва ответила отказом на новое компромиссное предложение Лондона: оставить Патрика Гордона в Москве, но в качестве официального чрезвычайного посла английского короля. И опять царевна Софья и В.В. Голицын не пожелали уважить предложение Якова II, хотя российское правительство в это время было заинтересовано в сближении с Британией. Россия уже заключила Вечный мир с Речью Посполитой (1686), что означало ее союз со Священной лигой. В.В. Голицын уже обдумывал планы расширения участников антитурецкого союза за счет Британии. С этой целью в Лондон прибыло два русских посольства: В. Михайлова (1686) и В. Посникова (1687)[642]. «Сия театральная пьеса», как назвал свою последнюю попытку порвать с Россией Гордон, завершилась для него «по русским понятиям» весьма удачно. Он был прощен и назначен командиром «элитного» второго выборного Московского Бутырского солдатского полка. Английской стороне было объяснено, что не могут отпустить Гордона, т.к. вскоре он примет участие в военном походе против Крыма. В сентябре 1687 г. Гордон получил чин полного генерала и стал «вторым» после В.В. Голицына главным действующим лицом Крымских походов 1687 и 1689 гг.
Новых попыток уехать из России Патрик не предпринимал. «Славная революция» в Англии низложила короля-католика и уничтожила возможность завидной карьеры генерала на родине. Теперь Патрик Гордон уже сам решил оставаться в России. После переворота 1689 г. в пользу Петра он станет востребованным сподвижником будущего российского императора. (Гордон всех русских царей величал титулом «императора». Титул «император» признавала за русским государем в конце XVII в. и официальная британская дипломатия.) Умер Гордон в 1699 г.
Так что не все «немцы» могли покинуть Россию и в XVII в. Что же говорить о русских или тех «немцах», которые по той или иной причине приняли православие. В одном из следственных дел предельно четко была выражена позиция Кремля: «…Которые люди в нашу православную христианскую веру греческого закона приступают и крестятся волею и те нашу истинную православную веру держат крепко без применения и в том пребывают. А к прежней и к иной ни к которой вере не приступают и до смерти живота своего»[643]. Любая попытка сменить веру для московского подданного (русского по происхождению как к примеру вольнодумец князь Семен Шаховской или перекрещенка-немка Анна Барнсли, или как некий ирландский офицер Юрий Нел, захваченный в плен под Гдовым и насильно обращенный в холопство и православие Б.И. Морозовым, которого фактор Московской компании Джон Мерик пытался вывезти в Англию) воспринималась как государственная измена и тянула на смертную казнь.
