Семантика в когнитивной грамматике

Субъективистский подход к значению

В когнитивной грамматике Лангакера значение приравнивается к концептуализации, или ментальному опыту. Концептуализация понимается весьма широко и охватывает как существующие понятия, так и новые представления, а также сенсорные, кинестетические и эмоциональные впечатления, плюс осознание коммуникантами социального, физического и лингвистического контекста речевой ситуации. Фактически концептуализация – это когнитивная обработка, т. е. нейрофизиологические процессы человеческого мозга.

Акцентируя специфику когнитивного подхода к значению, эти формулировки позволяют увидеть общее между теорией Лангакера и процедурной семантикой Дж. Миллера и Ф. Джонсона-Лэрда, концепциями У. Чейфа, Р. Джекендоффа. Одновременно они заостряют отличия когнитивной грамматики от генеративной теории, а также традиционной, формальной и ситуативной семантики.

Объективизму последних Лангакер противопоставляет субъективистский подход к значению. Для него, как и для всех когнитивистов, значение языкового выражения не исчерпывается свойствами обозначаемого, но с необходимостью включает в себя то, как говорящий воспринимает и осмысливает соответствующий объект или ситуацию. Для описания этого аспекта автор вводит понятие интерпретации (mental construing). Употребляя то или иное языковое выражение, ту или иную грамматическую конструкцию, говорящий тем самым делает выбор в пользу одного из возможных способов обозначения соответствующего объекта либо ситуации.

Отсюда следует, что предложения, в которых одна и та же ситуация представлена по-разному, не являются семантически эквивалентными, даже если их условия истинности совпадают

Лангакер пишет, что альтернативные способы отображения одной и той же ситуации высвечивают ее разные стороны. Так, сравнивая два предложения: Bill sent a walrus to Joyce (‘Билл послал моржа <к> Джойс’) и Bill sent Joyce a walrus (‘Билл послал Джойс моржа’), –он заявляет, что в первом примере подчеркивается перемещение моржа по направлению к Джойс, тогда как во втором акцент сделан на конечной точке перемещения – Джойс как обладательнице моржа. В концепции Лангакера эти предложения считаются равноправными в том смысле, что ни одно из них не является производным от другого.

Понятие когнитивной области

Для описания значений языковых выражений Лангакер вводит понятие «когнитивной области» (cognitive domain) – сферы знаний, представлений или ощущений, к которой отсылает соответствующее слово. К примеру, слово локоть предполагает в качестве своей когнитивной области понятие рука,апрель – год, гипотенуза – прямоугольный треугольник и т. д. По словам автора, когнитивная область может представлять собой сферу чувственного опыта, отдельное понятие, концептуальный комплекс, область знаний и т. д.

Семантический анализ языкового выражения предполагает ссылку на его когнитивную область, но та, в свою очередь, может отсылать к другой когнитивной области и т. д. Например, слово дуга отсылает к когнитивной области круг, но понятие круга для своего определения требует когнитивной области пространство.

Так выстраиваются концептуальные иерархии, в которых структуры более высокого уровня являются результатом когнитивных операций над структурами более низких уровней. Что же, по мнению автора, занимает нижний уровень этих иерархий? Подчеркивая свое нейтральное отношение к идее врожденных понятий, Лангакер все же считает необходимым постулировать некоторое количество базисных областей как когнитивно неразложимых представлений. В их число входят наш опыт пространства и времени, а также цветовая гамма, диапазон частот, шкала температур, область вкусовых ощущений и т. д. – все это в пределах, обусловленных перцептивными возможностями человеческого организма.

Значение некоторых языковых выражений сразу отсылает к базисным областям, например, слово красный – к цвету, слово прежде – к времени, слово гудок – к времени и звуку (высоте тона). Однако это скорее исключение, чем правило: большинство языковых выражений непосредственно отсылают к небазисной когнитивной области, и только потом, по цепочке, на каком-то шагу, следует обращение к базисной области (ср. выше пример со словом дуга).

Наряду с последовательной, возможна и параллельная активация когнитивных областей. Значение многих языковых выражений непосредственно (на первом же шаге) отсылает к более чем одной когнитивной области. Для обсуждения таких случаев Лангакер вводит понятие «матрицы когнитивных областей». Такие матрицы могут быть весьма обширными и даже неограниченными; к примеру, понятие нож предполагает следующее открытое множество когнитивных областей:

• типичная форма ножа;

• нож как режущий инструмент;

• нож как часть столового прибора;

• обычный размер, вес ножа;

• материал, из которого делают ножи;

• игры и трюки с ножами;

• роль ножей в завоевании Америки

• и т. д.

Этот перечень ясно свидетельствует об отказе Лангакера проводить границу между языковым и энциклопедическим знанием.

Итак, все языковые выражения, независимо от степени сложности, в семантическом плане характеризуются наложением профиля на базу. В зависимости от способа профилирования понятийного содержания Лангакер их делит на два вида – именные и «реляционные» группы (nominalandrelationalpredications).

Значение именных групп профилирует некоторый «участок» обозначаемого предмета или ситуации, в то время как значение реляционных групп высвечивает отношения между сущностями.

Именное и реляционное выражения могут иметь одно и то же внутреннее содержание и различаться лишь способом интерпретации ситуации, ср.: круг и круглый, взрыв и взорваться.

Аспекты образности

Наложение профиля на базу и взаимодействие между траектором и ориентиром представляют собой примеры того, что Лангакер называет «аспектами образности» (dimensions of imagery), – параметров, позволяющих говорящему по-разному интерпретировать одну и ту же ситуацию. Из прочих аспектов отмечаются следующие:

1) уровень обобщенности (level of specifi city);

2) фоновыедопущенияиожидания (background assumptions and expectations);

3) вторичнаяактивация (secondary activation);

4) масштабисферадействиясемантикиязыковоговыражения(scale and scope of predication);

5) относительная когнитивная выделенность семантических подструктур (relative salience of substructures);

6) перспектива (perspective).

Дадим их краткую характеристику.

Простым примером представления одной и той же ситуации на разных уровнях обобщенности, или схематичности, может служить сопоставление следующих предложений, обозначающих одну и ту же ситуацию:

В кустах находится какое-то животное.

В зарослях сирени сидит кот.

В буйных зарослях персидской сирени притаился пушистый кот.

Роль фоновых допущений и ожиданий в интерпретации ситуации говорящим может быть проиллюстрирована известной парой утверждений:

Стакан наполовину пуст vs. Стакан наполовину полон, –

которые, будучи тождественны с точки зрения условий истинности, семантически не эквивалентны.

К данному аспекту образности автор относит и такие известные в лингвистике феномены, как соотношение между пресуппозицией и ассерцией, тема-рематическое членение предложения, оппозицию «данное – новое», а также фразовое ударение, ср.:

Он любит МЯСО vs. Он ЛЮБИТ мясо vs. ОН любит мясо.

Феномен вторичной активации имеет место в сетевых моделях, в частности, в моделях, отражающих семантическую структуру многозначного слова. Его суть заключается в том, что первичная активация одного узла влечет за собой активацию других, связанных с ним отношениями категоризации. К примеру, употребляя слово в переносном значении, говорящий активирует соответствующую символьную единицу, но в соответствии с общим принципом распространения активации по связям внутри когнитивных структур это приводит к вторичной активации другой символьной единицы, а именно прямого значения данного слова. Вторичная активация создает образность, отсутствующую при использовании средств первичной номинации, ср. употребление зоонимов для характеристики человека (лиса, медведь, свинья, орел и т. д.) и описание того же лица через словосочетания типа хитрый (неуклюжий, невоспитанный и т. д.) человек.

Понятие масштаба семантики языкового выражения можно показать на примере слова континент, которое уместно по отношению к крупным «кускам» суши (Северной Америке, Европе, Австралии и пр.), но неприменимо, например, к Ирландии или Таити – последние именуются островами. В свою очередь, для слова остров этот параметр также релевантен, так как не каждый окруженный водой участок суши может быть так назван (ср. кучку грязи посреди лужи). Масштабом семантики объясняется и разница в значении английских слов bay (‘бухта, залив’) и cove (‘небольшая бухта’). В то же время для многих языковых выражений различия в масштабе несущественны: например, высказывание вида A is near B (‘A расположено рядом с B’) равно приложимо к галактикам, странам, предметам в комнате и атомам в молекуле.

Сфера действия семантики языкового выражения – это та область, в рамках которой значение данного выражения действительно и уместно. Так, слово остров можно употребить в отношении массива суши (рис. 15), если, во-первых, мы видим его полностью и, во-вторых, он окружен пространством (а не узкой полоской) воды. В данном примере получается, что номинация остров действительна только относительно сферы (a). В свою очередь, слово полуостров релевантно в рамках сфер (a) и (c), но не (b) и (d).

Лангакер отмечает, что данный аспект образности имеет непосредственное отношение к грамматике языка. В частности, он проявляется при так называемом «локативном гнездовании» (nested locative), когда в предложении каждое предшествующее обстоятельство служит сферой действия для последующего, при этом происходит последовательное сужение «области поиска», ср.: Thecameraisupstairsinthebedroominthelargeclosetonthetopshelfunderneath the quilt (‘Фотоаппарат лежит наверху в спальне в большом шкафу на верхней полке под одеялом’).

Параметр сферы действия сказывается и на том, как в языке выражаются отношения «часть – целое». Например, понятие человеческого тела является непосредственной сферой действия значений таких слов, как голова, рука и нога; понятие рука выполняет ту же функцию по отношению к предикациям кисть (руки) и локоть; понятие кисть – по отношению к ладони и пальцу, палец – по отношению к костяшке и ногтю. Следствием такой иерархической организации является разная степень приемлемости следующих предложений, причем единственным «безупречным» является то, где подлежащее обозначает непосредственную сферу действия для дополнения при глаголе have:

A fi nger has 3 knuckles and 1 nail (букв. ‘Палец имеет 3 костяшки и 1 ноготь’),

?An arm has 14 knuckles and 5 nails (букв. ‘Рука имеет 14 костяшек и 5 ногтей’),

??A body has 56 knuckles and 20 nails (букв. ‘Тело имеет 56 костяшек и 20 ногтей’).

Обращаясь к рассмотрению относительной когнитивной выделенности семантических подструктур, Лангакер отдает себе отчет, что утверждения о большей или меньшей когнитивной выделенности того или иного элемента по сравнению с остальными не поддаются верификации. За отсутствием соответствующего механизма точное и объективное измерение степени выделенности невозможно, и, по мнению автора, вряд ли к этому нужно стремиться. Достаточно того, что сама мысль о различной выделенности отдельных элементов или частей языковой структуры выглядит вполне разумной с точки зрения здравого смысла и когнитивно правдоподобной.

Лангакер выделяет следующие три вида относительной когнитивной выделенности семантических подструктур языкового выражения:

• профилирование;

• асимметрия между траектором и ориентиром;

• членимость (analyzability).

Первые два вида были рассмотрены выше; обратимся теперь к последнему. Сравнивая попарно выражения:

fathervs. maleparent (‘отец’ vs. ‘родитель мужского пола’),

pork vs. pig meat (‘свинина’ vs. ‘мясо свиньи’),

trianglevs. three-sidedpolygon (‘треугольник’ vs. ‘трехсторонний

многоугольник’), –Лангакер обращает внимание на различия в способе выражения одного и того же содержания. Смысловые компоненты, входящие на правах сем в слова – первые члены пар, во вторых членах пар (словосочетаниях) представлены в виде отдельных морфем.

Эксплицитность семантической структуры, с точки зрения автора, обеспечивает бульшую когнитивную выделенность смыслов ‘male’ и ‘parent’, ‘pig’ и ‘meat’, ‘three-sided’ и ‘polygon’ в словосочетаниях, чем в словах father, pork и triangle соответственно.

К примеру, выражение трехсторонний многоугольник подчеркивает принадлежность треугольника к классу многоугольников –компонент значения, остающийся в тени при употреблении слова треугольник. Аналогичным образом, форма множественного числа pebbles (‘галька’) акцентирует тот факт, что обозначенный данным словом объект состоит из множества камешков, в то время как одноморфемное слово gravel (‘гравий’) содержит ту же информацию, но в неявном виде.

Лангакер отмечает, что членимость лексических единиц стирается по мере их закрепления в языке. Так, носители языка, по-видимому, осознают вклад слова complain (‘жаловаться’) в значение слова complainer (‘жалобщик’), но для слов computer (‘компьютер’, ‘вычислительная машина’ – от глагола compute ‘вычислять’) и propeller (‘пропеллер’ от глагола propel ‘приводить в движение’) это менее очевидно. Тем не менее, как пишет Лангакер, даже если членимость перестает осознаваться носителями языка, все равно на каком-то уровне когнитивной обработки соответствующие подструктуры активируются.

Перспектива как аспект образности также объединяет в себе несколько различных параметров, а именно:

• ориентацию (orientation);

• положение в пространстве (vantage point);

• направленность (directionality);

• субъективность / объективность изображения ситуации (subjective vs. objective construal).

Все эти факторы предполагают наличие наблюдателя (viewer, или conceptualizer), ответственного за ту или иную интерпретацию ситуации. Обычно наблюдатель отождествляется с говорящим.

Понятия ориентации и положения в пространстве, необходимые для интерпретации пространственного дейксиса (наречий справа – слева, вверху – внизу, спереди– сзади, здесь – там и т. д., английских глаголов come – go и пр.), достаточно хорошо описаны в литературе и, по мнению Лангакера, не нуждаются в подробном рассмотрении. Он лишь обращает внимание на те случаи, когда говорящий «подстраивается» под адресата и «изображает» ситуацию с его точки зрения. Например, во фразе X расположенслева от Y наблюдатель по умолчанию отождествляется с говорящим и расположение X относительно Y вычисляется по отношению к позиции говорящего. Однако говорящий может намеренно взять в качестве опорной точки не свое положение, а положение адресата или даже какого-то третьего лица, ср., например, следующие фразы с дейктическими глаголами come и go:

I will go to Chicago tomorrow.

I will come to Chicago tomorrow.

Оба они могут быть произнесены человеком, находящимся, например, в Сан-Диего и собирающимся отправиться в Чикаго: в первом случае он описывает ситуацию, исходя из своего положения, а во втором – ориентируясь на адресата или какого-то другого заинтересованного лица, находящегося в Чикаго.

Что касается фактора направленности, данное понятие применяется Лангакером широко– не только по отношению к динамическим ситуациям, но и к статическим, не ограниченным во времени, ср.:

The hill falls gently to the bank of the river (‘Холмплавноспускаетсякреке’) vs. The hill rises gently from the bank of the river (‘Холмплавноподнимаетсяотберегареки’).

The road does from A to B (‘Дорогаидетизпункта A впункт B’) vs.

The road goes from B to A (‘Дорога идет из пункта B в пункт A’).

Согласно Лангакеру, сравниваемые предложения описывают одну и ту же ситуацию, но семантически не тождественны, и различие между ними сводится к тому, в каком направлении наблюдатель (говорящий) ее «сканирует».

Такая интерпретация направленности коррелирует с последним фактором перспективы – субъективностью / объективностью изображения ситуации. Во избежание недоразумений автор подчеркивает, что это различие не имеет отношения к фундаментальному вопросу о том, существует ли объективное, единое для всех, значение или оно по самой своей природе субъективно. В данном случае речь идет об асимметрии между воспринимающим субъектом и воспринимаемым объектом.

Максимальная объективность, по Лангакеру, достигается тогда, когда объект наблюдения имеет четкие границы, отделен от наблюдателя и полностью расположен в поле его зрения. Субъективность, наоборот, связана с вовлечением наблюдателя в ситуацию и его «растворением» в ней. Максимальная субъективность имеет место тогда, когда наблюдатель полностью поглощен процессом наблюдения, вплоть до того, что перестает себе отдавать в этом отчет. Впрочем, как подчеркивает автор, не столь существенно, возможна ли абсолютно субъективная или, напротив, полностью объективная интерпретация ситуации: эти понятия служат условными ориентирами, крайними точками шкалы, между которыми располагаются реальные случаи.

Разницу между объективной и субъективной интерпретацией ситуации автор иллюстрирует следующей парой предложений:

A boy walked across the fi eld, through the woods, and over the hill vs. There was a fi re last night across the river, through the canyon, and over the mountain.

Одни и те же локативные предлоги в первом случае служат для объективного изображения ситуации (физического перемещения мальчика по конкретному пути), а во втором – для субъективного. Субъективное перемещение представляет собой мысленное передвижение самого говорящего от той точки, где он находится, к месту, где произошел пожар. Траектория такого фиктивного перемещения отчасти объективна, так как связывает положение говорящего с местом пожара. Однако изображение ситуации скорее субъективно, чем объективно, так как «реального» перемещения нет, движение является не предметом наблюдения, а способом осмысления и изображения ситуации.

Согласно Лангакеру, исторически первичным является употребление языкового выражения для объективного изображения ситуации, и лишь позднее становится возможным его использование для субъективного представления. Процесс субъективизации (subjectifi cation) рассматривается им в качестве распространенного типа семантических изменений.

Субъективизация может приводить к грамматикализации –превращению лексических единиц в грамматические маркеры. В качестве примеров автор ссылается на модальные глаголы, глаголы движения (англ. go и франц. aller) как средство выражения временнных значений; глаголы обладания, используемые в построении форм перфекта (Langacker).