Из Советской России (1917—1925 гг.) 15 страница

В стране стал складываться государственный капитализм, на что обратили внимание некоторые зарубежные коммунисты. Член Коммунистической партии Германии (ФРГ) Вилли Дикхут выпустил книгу, получившую название «Реставрация капи­тализма в Советском Союзе» (“Die Restauration des Kapitalismus in der Sowjetunion”); она выходила ча­стями в 1971-1988 гг., позднее была переведена на русский язык и опубликована в прошлом десятиле­тии в России^[130]. Приговор В. Дикхута оказался очень жестким. Он констатировал, что Хрущев не про­сто совершил ряд ошибок в деле социалистическо­го строительства (об этом говорили и некоторые другие коммунисты за рубежом). При нем в конце 1950-х - начале 1960-х гг. произошла реставрация капитализма. Этот вывод у немецкого коммуниста вытекал из другого, шокирующего по тем временам вывода: партийно-государственная бюрократия в СССР стала превращаться в буржуазию, т. е. в СССР стал складываться государственный капитализм. Реставрация капитализма началась на ХХ съезде КПСС (1956 г.), на котором Хрущев развенчал культ личности И. Сталина. Немец совершенно правиль­но оценил выступление Никиты Сергеевича, сказав, что удар наносился не лично по Сталину, а по той модели социально-экономического развития СССР, которая была разработана и практически воплоща­лась в жизнь Сталиным. Это была выверенная мо­дель реального социализма. Заметим, что немецкий коммунист датирует полную реставрацию капи­тализма как раз тем временем, когда Н. С. Хрущев на XXII съезде КПСС (1961 г.) провозгласил, что к 1980 г. в СССР будет построен коммунизм. Немец оказался весьма прозорливым.

Я уже писал о вкладе, который реформа Косы­гина-Либермана (1965-1969 гг.) внесла в разрушение сталинской экономики и в дело реставрации капи­тализма в нашей стране. По мнению некоторых ис­следователей, указанная реформа - плод не каких-то умственных размышлений и открытий, а результат лоббистских усилий со стороны представителей те­невого капитала, который расцвел пышным цветом во времена Хрущева. Уже цитировавшийся нами ра­нее К. Скоркин пишет: «К 1965 г. теневой капитал настолько окреп и обнаглел, что предпринял впер­вые в СССР попытку повлиять на экономическую политику ЦК КПСС. Именно он инициировал так называемую реформу 1965-1966 гг.»^[131].

Реформа создала благоприятные условия для дальнейшего укрепления теневой экономики. О раз­рушительных последствиях реформы Косыгина- Либермана известно много. Главное, что они не за­ставили себя ждать. Уже в 1966-1967 гг. органами МВД СССР были ликвидированы подпольные цеха на 45 государственных заводах и фабриках, относя­щихся к пищевой, легкой и текстильной промыш­ленности, производства строительных материа­лов, обработки леса. Руководство ЦК КПСС тогда осознало силу криминальных денег и не на шутку испугалось. Формально реформа имеет хроноло­гические рамки 1965-1969 гг. Однако «тормоза» были включены уже в 1966 г. (недаром К. Скоркин сказал, что это была реформа 1965-1966 гг.). После этого наступил длительный, почти двадцатилет­ний застой. За внешней статичностью советской жизни скрывался невидимый процесс накопления сил подпольного капитала.

Масштабы операций цеховиков и барыг во вре­мена Брежнева возросли во много раз по сравнению с временами Хрущева. Можно вспомнить, в част­ности, нашумевшую историю, которая получила название «Меховая мафия». Речь идет о крупней­шем организованном преступном формировании в нашей стране, раскрытом КГБ СССР в 1970-е гг. Расследование этого дела курировал лично предсе­датель КГБ Юрий Андропов. Основные фигуранты дела - Лев Дунаев, Рудольф Жатон, Петр Снобков, Иосиф Эпельбейм. Все они - цеховики, производство «левой» продукции было налажено на базе фабри­ки в г. Караганда, Казахской СССР. 7 января 1974 г. были арестованы в общей сложности около 500 че­ловек, причастных к «меховой мафии». На кварти­рах, дачах, местах работы обвиняемых были про­ведены массовые обыски. Были найдены миллионы рублей в трехлитровых банках, сотни килограммов драгоценных камней, драгметаллов. У одного толь­ко Снобкова было изъято 24 кг золотых колец, более 5 млн. руб. наличными, около сотни сберкнижек на предъявителя. Несмотря на многочисленные улики, дело начало разваливаться, т. к. лидеры «Картеля», как окрестили «меховую мафию» следователи, имели связи на самом верху. Андропов с большим трудом сумел отстоять уголовное дело. Снобков, Эпельбейм и Дунаев были приговорены к расстрелу, Рудольф Жатон получил 15 лет лишения свободы.

коррупция. Искусственные
дефициты товаров

В это время усиливалась коррупция в партийно­государственном аппарате. Дело уже не ограничи­валось предоставлением барыгами дефицитных то - варов для партийно-государственных аппаратчиков. В ход пошли деньги. В СССР до начала 1980-х гг. тема коррупции открыто не поднималась. Простым гражданам навязывалось мнение, что коррупция для социалистического строя является нехарактер - ным явлением и присуща только буржуазному об­ществу. Между тем жизнь вступала в противоречие с идеологическими догмами: с середины 1950-х гг. до 1986 г. регистрируемое в уголовной практике взя­точничество возросло в стране в 25 раз^[132].

Спрашивается: что хотели «теневики» полу­чить от партийно-государственных функционеров?

Во-первых, гарантии своей неприкосновенности.

Во-вторых, должности в том же самом партийно­государственном аппарате для своих родственников, места в престижных вузах для своих детей, выезды за границу для себя и своей родни и т. п.

В-третьих, получение разного рода услуг, ко­торые способствовали дальнейшему развитию те­невого бизнеса, в т. ч. получение дополнительного доступа к товарным фондам (для барыг), к оборудо­ванию и сырью (для цеховиков), а также создание искусственных дефицитов на товары.

Сегодня уже не секрет, что многие дефициты в советской торговле были искусственными и созда­вались с той целью, чтобы дополнительно вздувать цены на «черном рынке». Приведу лишь один при­мер, о котором хорошо известно старшему поколе­нию. Это выдержка из популярного в советское вре­мя журнала «За рулем»:

«После создания в СССР в 70-х годах сети “фир - менных” станций техобслуживания (СТО) основная часть запасных частей стала поставляться именно им. Специализированные магазины получали лишь небольшой процент запчастей, которые немедленно раскупались. Причем общий их выпуск на каждый период времени был подсчитан с учетом естествен­ного износа автопарка, без большого запаса.

Однако вместо ожидавшегося быстрого и удоб­ного для автолюбителя ремонта на практике это привело к неожиданному эффекту в виде возник­новения все более усугублявшегося со временем дефицита запасных частей к легковым автомоби­лям. Дело же было в том, что созданные на складах СТО запасы запчастей работниками утаивались. Склады, в основной своей массе великолепно снаб­жавшиеся запчастями СТО, буквально ломились - внезапные проверки ОБХСС (отдел по борьбе с хищением социалистической собственности - под­разделение МВД СССР. - В. К.) выявляли наличие десятков и сотен деталей каждого наименования, в т. ч. и наиболее “дефицитных” - при этом обращав­шиеся на СТО граждане получали от диспетчеров неизменный отказ под предлогом отсутствия запча­стей. Естественно, подобное было бы невозможно без ведома начальства самого различного уровня, хотя доказать наличие преступного сговора было обычно крайне непросто.

Следующим шагом криминального промысла было вовлечение наиболее “сговорчивых” автолю­бителей в схему по незаконной продаже запчастей со склада “из-под полы”, осуществляемой “на ме­стах” самими работниками СТО или их доверенны­ми лицами. При этом “клиент” оплачивал помимо запчасти еще и “труд” посредников, а также фик­тивную работу по ее установке, за счет чего СТО выполняла спущенный ей план, хотя реально ни­каких или практически никаких работ в отчетный период могла и не производить, т. е. в противопо­ложность современным аферистам от автосервиса советские не стремились навязать клиенту лишние работы, а, наоборот, старались производить даже те из них, что были зафиксированы в документа­ции, фиктивно. В результате помимо многократной переплаты автовладелец еще и был вынужден сам устанавливать запчасть на свой автомобиль. В соз­данной таким образом ситуации, тем не менее, он был доволен и этому.

Торговля похищенными запчастями велась также на стихийных рынках, как правило, распо­ложенных вблизи крупных автотрасс. Там можно было купить запчасти всегда, в любом количестве и ассортименте, но с огромной переплатой. Напри­мер, в середине 80-х госцена комплекта вкладышей коленвала для “Жигулей” составляла вполне до­ступные 7 руб. 20 коп., но “из-под полы” они про­давались по 140 руб. (что сравнимо со средней ме­сячной зарплатой в те годы. - В. К.)» ^[133] .

Метастазы коррупции стали глубоко проникать в жизнь советского общества. Государство пыта­лось хоть как-то противостоять ее разрушающему влиянию. Первым громким коррупционным делом советского периода стало дело фирмы «Океан» (1981-1982 гг.). Из расследования этого уголовного дела было инициировано так называемое Сочинско­Краснодарское дело, одним из обвиняемых по кото­рому проходил первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС, член ЦК КПСС Медунов. Борьба со взяточничеством и злоупотреблениями органов власти активизировалась с приходом на пост Ген­сека Юрия Андропова в 1983 г. Тогда были начаты знаменитое «хлопковое» дело и дело Моспродторга, по которому был расстрелян директор Елисеевско - го гастронома Юрий Соколов. Впрочем, это был по­следний всплеск борьбы в СССР с теневой экономи­кой. В 1984 г. Ю. В. Андропова не стало, а в 1985 г. к руководству страной пришел М. С. Горбачев.

Теневой капитал — инициатор
и организатор перестройки

Фактически за период с конца 1950-х гг. до при­хода к власти М. С. Горбачева в 1985 г. в СССР прошел процесс формирования и созревания государствен­ного капитализма. В СССР теневая экономика к се­редине 1980-х гг. достигла небывалого расцвета. По некоторым оценкам, треть спроса населения СССР на услуги удовлетворялась теневой экономикой. Хо­зяйственные связи вне государственного контроля способствовали росту так называемых нетрудовых доходов, выпуску «левой», неучтенной продукции практически во всех областях производства.

Доходы теневиков, по приблизительным экс­пертным оценкам, в начале 1980-х гг. оценивались в 80 млрд. руб. в год; по отношению к доходам госу­дарственного бюджета СССР это составляло более ¹/₄^[134]. На встрече с заведующими отделами ЦК КПСС 16 декабря 1986 г. генеральный секретарь Комму­нистической партии СССР Михаил Горбачев озву­чил величину теневого оборота в Советском Союзе: 10 млрд. руб. в год, что, по мнению специалистов, было явно заниженной оценкой.

Уже к 1989 г. специалисты говорили о наличии в стране 100 тыс. (!) подпольных миллионеров, ко­торые получили возможность легализовать огром­ные денежные средства. Теневой капитал тогда оценивался в 500 млрд. руб., что составляло сумму, близкую к годовому доходу государственного бюд­жета СССР ^[135]. За несколько лет горбачевской пере­стройки теневой капитал в СССР увеличился, по данным К. Скоркина, в 100 раз^[136]. При всей условно­сти приведенных оценок теневого капитала не вы­зывает сомнения, что он рос при Горбачеве, как на дрожжах. Этому капиталу, а вернее - его владель­цам, было уже тесно в рамках нынешних формаль­но социалистических отношений.

Социально-экономической основой государ­ственного капитализма стало тесное сращивание партийно-государственной бюрократии СССР и представителей подпольного капитала. При этом грань между этими двумя составляющими госу­дарственного капитализма была условной.

Партийный аппарат всех уровней в начале 1980-х гг. составлял примерно 500 тыс. человек. Практически он полностью оторвался от народа. В качестве примера - состав ЦК КПСС в 1981 г: се­кретари парткомов республиканского и областно­го уровня - 35%, работники отделов ЦК КПСС - 9;

министерские чиновники - 31; военные - 7; дипло­маты - 4; деятели культуры - 3; работники КГБ - 2, профсоюзные деятели - 2%^[137], т. е. 91% - пред­ставители бюрократии. К упомянутым 500 тыс. партийных функционеров можно добавить еще примерно 1 млн. функционеров, представлявших государственно-административный аппарат, вклю­чая хозяйственный (министерства, главки, дирек­тора предприятий). Это была бюрократическая вер­хушка («номенклатура»), которую у поминавшийся нами немецкий коммунист В. Дикхут еще в начале 1960-х гг. прозорливо назвал буржуазией, которая полностью распоряжалась государственной соб­ственностью, прежде всего средствами производ­ства и государственным бюджетом, т. е. олицетво­ряла собой государственный капитализм.

Если коротко определять суть горбачевской перестройки, то это не что иное, как процесс лега­лизации теневого капитала. Криминальный капитал проплачивал подготовку и принятие новых разруши­тельных законов. Были приняты, в частности, такие законы, которые разрушили окончательно препоны между безналичным и наличным денежным обра­щением. Предприятия получили права снимать с банковских счетов деньги под разными предлогами: для «материального поощрения» работников, вы­полнения работ по линии ЦНТТМ (Центры научно­технического творчества молодежи), на представи­тельские цели и т. п. По данным Госкомстата СССР, в 1985 г. в бюджет из прибыли предприятий вносилось 58%, а в 1989 г. эта доля упала до 45%. В то же вре­мя в 1985 г. в распоряжении предприятий оставалось 38%, а в 1989 г. - 43% (оставшаяся часть прибыли пе­речислялась в фонды министерств). Примечательно, что если в 1985 г. в фонды экономического стиму­лирования перечислялось лишь 15% (остальные 23% направлялись на цели развития), то в 1989 г. - уже 40% (а на цели развития - всего 3%). Фактически ²/₅ всей прибыли предприятия могли уже переводить в наличную денежную форму. Громадные суммы «живых» денег использовались криминальным ка­питалом для оплаты конкретных решений в области перестройки, т. е. реставрации капитализма.

Мы уже выше говорили о создании искусствен­ных дефицитов. Это средство не только умноже­ния прибыли теневого капитала, но также мощное политическое оружие. Вспомним: с чего началась февральская революция 1917 года? - С того, что в Петрограде возникли перебои с хлебом. И это притом (как стало сейчас уже очевидно), что хле­ба (пшеницы, муки) было достаточно на складах. Много его было и в железнодорожных составах, ко­торые почему-то простаивали на путях и никак не могли доехать до столицы.

Теперь перенесемся в годы перестройки. Так, в 1987 г. объем производства пищевой продукции по сравнению с 1980 г. вырос на 130%. В мясной от­расли прирост производства по сравнению с 1980 г. составил 135%, в маслосыродельной - 131, рыб­ной - 132, мукомольно-крупяной - 123%. За тот же период численность населения страны увеличилась всего на 6,7%, а среднемесячная заработная плата по всему народному хозяйству возросла на 19%. Следовательно, производство продуктов питания в нашей стране росло опережающими темпами по сравнению с ростом населения и заработной платы. Выясняется, что в последние годы существования СССР в стране также организовывались искус­ственные перебои в снабжении населения продук­тами. Таким образом, создавались нужные тенево­му капиталу настроения в обществе^[138].

Именно криминальный капитал, а не партий­ные лидеры типа М. С. Горбачева и А. Н. Яков­лева, проталкивал перестроечные законы. На это обращают внимание многие авторы. Вот что пи­шет Н. О. Архангельская: «Криминальное проис­хождение капиталов накладывало отпечаток на проводившиеся в стране в конце 80-х гг. реформы, первым шагом которых, по признанию специали­стов, было отмывание подпольных капиталов, для того чтобы они могли участвовать в приватизации и “законно” получить в собственность наиболее выгодные производства»^[139].

В 1988 г. началось активное превращение ми­нистерств и ведомств в капиталистические концер - ны и ассоциации, их представляли и владели кон­трольным пакетом акций министры или их замы.

КГБ СССР уже не контролировал ситуацию в стра­не. Эта организация, как и КПСС, тоже давно переро - дилась и тоже спокойно участвовала в разграблении общественной собственности. И это уже был корпо - ративный капитализм. В 1988 г. стали создаваться кооперативы на базе партийной, комсомольской и государственной собственности, через которые от­мывали теневой капитал. Кооперативы затем были преобразованы в малые предприятия, их владельца­ми становились бывшие секретари парткомов. Под­готавливалась база непосредственно для мелкого и среднего капитализма.

После августа 1991 г. старая партийная, государ - ственная и хозяйственная номенклатура предстала в образе профессиональных управленцев, чиновников государственной администрации, промышленников и предпринимателей - примерно 1,5 млн. человек^[140]. В 1990- е гг. были сделаны оценки присутствия старой номенклатуры в разных новых институтах власти. Так, в 1994 г. в административном окружении Ель­цина номенклатура составляла 75%, в производстве (директорский корпус) - 74%. Примечательно, что карьеру при новой «демократической» власти сде­лало не так уж много людей. Из новой, демократи­ческой номенклатуры 37% сделали карьеру еще при Брежневе, 39% - при Горбачеве^[141].

Именно подпольный капитал играл решающую роль в развале Советского Союза, ибо за его счет финансировались различные партии и сепаратист­ские движения в республиках Прибалтики, Закав­казья, Молдавии, Западной Украине. Спецслужбы во второй половине 1980-х гг. еще не имели воз­можности осуществлять масштабное финансиро­вание подрывной деятельности в СССР. Это делал именно собственный теневой капитал. Фактически «пятой колонной» в СССР были не какие-то глубо­ко законспирированные агенты иностранных раз­ведок, а деятели теневого капитала. Они, конечно же, ориентировались на Запад, имея в виду, что там они смогут в полной мере реализовать потенциал своего накопленного капитала. Западные спец­службы отслеживали таких активистов советского подполья. Рано или поздно многие из представите­лей теневого капитала становились объектами вер­бовки спецслужб Запада.

Глава 10
сталИнская
«ЭксПроПрИацИя
революцИонеров»

В главе 5 я сделал обзор некоторых версий, объясня ющих происхождение валютных средств на цели социалистической индустриализации. По­следнюю из версий я назвал условно «экспроприация экспроприаторов». Версия весьма экзотическая, по­этому подробное ее описание я вынес за рамки той статьи. Теперь же рассмотрим ее подробнее.

несколько штрихов