2020-06-29
187
Ужасающее состояние церковной жизни Руси XVII века, суеверия, язычество, почти поголовная неграмотность, сумбурное, никому не понятное богослужение- вот то «древлее благочестие», которое, по мнению старообрядцев, разрушил Патриарх Никон. Фактически, он совершил невозможное: в сравнительно короткий срок своего патриаршества (6 лет) он полностью восстановил традиции благоговейного церковного богослужения, ранее разрушенного еретиками.
Два течения господствовали в тогдашней Церкви - суеверие и нелепые, зачастую еретические нововведения.
Патриарх Никон «смело и могущественно восстал против суеверия одних и вольномыслия других нововводителей отечественной Церкви. Этим двум ложным направлениям, раздиравшим Церковь, Никон противопоставил одно истинное: восстановление и утверждение в отечественной Церкви совершенного согласия и единения ее с Церковью восточною в учении веры, обрядах богослужения, и правилах церковного управления. Вот средоточие, из которого берут свое начало, в котором сходятся цели всех заслуг Никона для духовного просвещения, богослужения и управления отечественной Церкви».[202]
Действительно, Патриарх не мог допустить, чтобы Россия осталась в изоляции от братских восточных Церквей. Вот цель, определяющая стратегию перемен во всех областях деятельности Патриарха Никона.
Как указал в своей лекции, прочитанной на судьбоносном Соборе 1918- 1919 г.г., на котором было восстановлено патриаршество в России, высокопреосвященный Антоний (Храповицкий), архиепископ Волынский:
«Главной задачей своей жизни патриарх Никон ставил ослабление русского церковного провинциализма. Этот великий человек понимал, что нет ничего на земле святее храма Божьего, и потому усердно строил благолепные храмы. Он понимал, что храм-это есть как бы книга, живое существо, воплощение религиозного восторга». [203]
Святейший Патриарх Никон не совершал ничего такого, что подпадает под определение «реформа», он лишь исправил искажения, введенные еретиками в предшествующие века (начиная с распространение ереси стригольников в Пскове, ереси жидовствующих в Новгороде) и вернул:
-внятное единогласное богослужение;
-надлежащее почитание икон и правила иконописания;
- нравственные нормы поведения для священнослужителей;
- ново-истинноречные фонетические редакции поющихся текстов;
- гимнографические тексты, исправленные по греческим и древним славянским книгам;
Ни одно из этих деяний не соответствует термину «реформа», поскольку Патриарх не изменял сути древнерусской богослужебной традиции, но стремился исправить накопившиеся нестроения.[204].
Именно Святейшему Патриарху Никону мы обязаны красотой и благолепием сегодняшнего богослужения.
Еще будучи митрополитом новгородским, Патриарх Никон восстановил благолепие в богослужении.
По вступлении на новгородскую митрополию будущий Патриарх Никон решился искоренить обычай многогласия и предписал в церквах, вверенных его управлению, петь и читать в один голос, без поспешности, с надлежащим благоговением.
И это при том, что хомовое, или наречное, пение (протяжное усольское фитовое пение) было особенно распространено в Новгородской епархии, в «странах поморских», и составляло гордость тогдашних певцов, оно нравилось прихожанам, хотя и вредило как пониманию смысла песнопения, так и введению единогласия.
При таких условиях отменить многогласие и хомовое пение для будущего Патриарха Никона было совсем непросто.
Революционным шагом для митрополита Никона было введение в богослужение греческих и киевских распевов, для чего он выписал из Киева знатоков греческого и киевского напевов, а также партесного пения и поручил им обучить собранных им прекрасных певчих с редкими голосами.
«Сердце его возмущалось церковными беспорядками, и он вооружился против них и словом и делом. Но такое ощутительное превосходство церковного пения, введенного Никоном пред всяким другим того времени, и отличный порядок при богослужении, установившийся вслед за уничтожением обычая читать в одно и то же время в несколько голосов встретили в современниках его, вместо признательности и уважения, негодование и явный ропот. Сам патриарх Иосиф смотрел на все это, как на неуместное нововведение, и выражал неудовольствие на Никона»[205].
«Вняв совету Никона, царь в 1651 году составил в своем дворце Собор; и здесь распространено было на всю Россию сделанное Никоном улучшение в церковном чтении и пении.
Присутствовали патриарх Иосиф, митрополиты Новгородский Никон, Ростовский Варлаам, Крутицкий Серапион, Вологодский архиепископ Маркел и Тверской архиепископ Иона.
К этому времени были получены «соборные ответы» Константинопольского патриарха Парфения на вопросы патриарха Иосифа о единогласном пении и «некоторых церковных потребах», подтверждавшие необходимость введения единогласного пения. Все присутствовавшие во главе с царем постановили ввести во всем Московском государстве по монастырям и церквям единогласное пение: «во святых же церквах в московском государстве и по всем городам единогласно на вечернях, и на повечериях, и на полуношницах, и на заутренях псалмы и псалтырь говорити в один голос тихо и неспешно среди церкви на восток лицем со всяким вниманием».[206]
Однако уже на третий день после Собора царю стало известно о неповиновении некоторых московских священников принятому решению. Они затеяли спор о единогласии, возникло целое дело: «Никольскаго попа да Лукинскаго, да Савинскаго Андрея о единогласии дурость наглая». Они считали необходимым утверждение постановления Боярской думой, что и было сделано до 25 мая 1651 г. [207].
Собор дал подробные наставления всему духовенству о единогласном совершении церковных служб, а «к большему извещению и утверждению повеле издати и печатным тиснением» как самое сказание о соборе и его постановления, так и образцовую книгу, в которой был бы точно указан порядок забытого уже многими единогласного совершения служб (такой Служебник был издан 18 июля 1651 г.). Кроме того, для извещения о состоявшемся определении Собора были разосланы грамоты как от имени царя, так и от имени епархиальных архиереев с наставлением прочесть с амвона соборное постановление.[208]
И заботы Патриарха не остались без успеха. Трудами его пение и правила богослужения, говоря словами одного из его современников «распростерлось от великого Новгорода во все грады и монастыри великороссийской епархии, и во все пределы их». Пастыри последующих времен восхищались напевами, которые были улучшены и введены в церкви неутомимым старанием Патриарха Никона»[209]
Не сразу удалось перейти на единогласие в богослужении повсеместно.
В конце XVII века многогласие все еще имеет место в богослужении. Новгородский митрополит Макарий III (08.08.1652-14.11.1672 г.г.) пишет архимандриту Тихвинского монастыря Иосифу о необходимости соблюдать единогласие.[210] Многогласие исчезло только к началу XVIII столетия.
Митрополит Ростовский и Ярославский Иона в грамоте в Кирилло-Белозерский монастырь требовал строжайшего соблюдения церковного благочиния, вспоминая, что и в прошлом году он посылал грамоты в города и памяти в уезды и села, «чтобы попы и дьяконы пели и говорили в церквах Божиих единогласно». «На Великом Устюге» на посаде, по всему посаду, опричь монастырей поют не единогласно», - писал Ростовскому митрополиту Ионе устюжский Успенский протопоп.[211]
Невозможно было служить по старым «певческим книгам», нужны были иные, соответствующие единогласию, тексты. Нужны были переводчики с греческого и не только церковных песнопений, но и иных богослужебных текстов. Да и певцы наши не были обучены петь по-новому
Для перевода с греческого «песенных книг», а также и иных греческих богослужебных текстов 12 июля 1649 года в Москву приехали ученые старцы Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий из Киева, вызванные царской грамотой, как считают, по предложению митрополита Никона.
В 1652–1654 годы уже действовала первая московская комиссия по исправлению раздельноречных певческих книг. По итогам ее работы началось редактирование названных книг, и русские мастера стали «всяк от себе исправляти на правую речь пение»[212].
В 1652 году в Москву из Киева прибыла певческая капелла во главе с архидиаконом Киевского братского монастыря Михаилом.[213]
Понятно, что без исправления богослужебных книг, весьма сильно изуродованных неграмотными, не православными и чаще всего, намеренно искажающими текст справщиками, реформа богослужения была бы невозможна. Несмотря на то, что тема исправления церковных книг- обширная и объемная, однако, нельзя не отметить, что основными помощниками Патриарха Никона в деле исправления как текстов песнопений, так и иных богослужебных книг, были киевские иноки. Особые заслуги преподавателя Киево- Могилянской академии, инока Епифания Славинецкого, пока практически не изучены.
Владыка Никон заботился об украшении церквей, великолепно украсил храм Святой Софии в Новгороде и церковь Святого Никиты, епископа Новгородского, в Москве при Новгородском подворье, заботился об облачении священнослужителей.[214]
Стремясь вернуть благочестие, Патриарх Никон собственным примером строгой жизни показывал пример нравственности, а к нерадивым был взыскателен. Безместных священников он не терпел, запрещал им просить милостыню по городам и селам и всячески препятствовал их умножению.
«Стараясь возвысить общественное значение Церкви, принимал строгие меры поднятия дисциплины в духовенстве, одновременно стараясь освободить его от давления на местах со стороны еще более невежественного слоя приказных людей. Никон тем самым старался повысить значение и влияние Церкви».[215]
Патриарх Никон принимал челобитчиков из самых отдаленных областей и строго наказывал недостойных священнослужителей.
Патриарх старался подбирать по возможности грамотных священнослужителей: «чтобы не разбойник был и не тать, не пьяница и не душегубец, креста на суде не целовал и т.д.».[216] Такие, по мнению Патриарха, нужны пастыри, и он прилагал огромные усилия, чтобы это осуществилось.
Будучи в Москве, митрополит Никон лично просил Государя извести в Новгороде кабаки и заменить их кружечным двором, при этом отменить оклады сборов и ответственность голов за недоборы.[217]
Как истинный пастырь, Патриарх Никон не мог равнодушно видеть, как многие неразумно, не по-христиански почитали святые иконы, молились в церкви каждый своей иконе, называя их своими богами и кланялись в церкви на разные стороны. Поэтому он велел в церквах снять с западных стен частные иконы, чтобы молящиеся не стояли к ним либо к алтарю спиной.
Когда Патриарх Никон занял патриарший престол, то он удалил из церквей висевшие напротив алтаря образа, принадлежавшие частным лицам, чтобы не оказывалось пренебрежение алтарю, когда молельщики станут по обыкновению класть земные поклоны во время службы.
Патриарх в богослужении строго придерживался греческого образца.
Интересно и поучительно, как Патриархом Никоном проводилось отдельные обряды. Это отличается от ныне принятого.
Совершая чин освящения воды, Патриарх при погружении в воду креста сам вместе с сослужившими архиереями пел тропарь празднику, в третий раз тропарь пели соборный протопоп с ключарями. Освятив воду, патриарх погружал в нее свечи государевы и мирские, наливал две кружки водою и посылал одну во дворец государю, а другую - к себе в келью, «к завтрею», причащаться после Обедни, и раздавал воду народу. Затем он кропил алтарь и всю церковь, причащался сам святой водой и вместе с архиереями и архимандритами причащал царя, власти и народ. За этим следовало благословение всех крестом и окропление святой водой. Служба заканчивалась многолетием Царю и патриарху. Патриарх со своими властями «здравствовал» царя, получал «здравствование» государя и благословлял его. Царь возвращался во дворец, а патриарху еще особо «здравствовали» в алтаре соборяне во главе с протопопом.[218]
В Великий Четверг в Успенском соборе после утрени «в час дни» совершалось елеосвящение по чину таинства елеосвящения, совершаемого над болящими. Посреди собора ставился аспидный стол, на нем чаша с маслом, кружка с вином и четыре свечи в подсвечниках по углам. Иногда здесь же были Евангелие, стаканы «да спички обвязаны бумагою, чем помазывать народ». Патриарх, облачившись, сам совершал освящение масла, читал первое Евангелие, после канона вливал вино в масло и говорил молитву «Отче святый», которая произносилась только раз — после седьмого Евангелия. По прочтении этой молитвы церковные двери затворяли, «а которые люди были в церкви у маслоосвящения, и тем Патриарх не указал до отпуска из церкви выходить, а которые не были у пения в церкви, и как помазывали и в то время не указал пущать никого». Патриарх помазывал елеем себя, архиереев, протопопа, соборных всех и мирских. Для помазания мирян Патриарх раздавал стаканы с маслом и «спички, концы бумагою обвиты» четырем архиереям и двум архимандритам. Сам Патриарх помазывал на амвоне, архиереи — за передними «столпами», архимандриты — у дверей. После помазания Патриарх разгибал Евангелие, подавал его архиереям держать над его головою и сам говорил молитву и отпуст без креста. Завершалось маслоосвящение в «шестом часу», т.е. в 12-м часу дня. Освященное масло переносилось в придел Похвалы Пресвятой Богородицы и раздавалось весь год.[219]
Чин омовения мощей совершался в Великий Пяток во время часов, для чего святые мощи приносились из Благовещенского собора в Успенский. Начав часы, патриарх с крестным ходом шел в Благовещенский собор за мощами. Здесь он кадил мощи и вручал их властям, чтобы нести в Успенский собор, сам он нес на главе крест — Животворящее древо. В соборе мощи полагались на приготовленные столы, а на аналой посреди храма патриарх торжественно возлагал Спасову ризу. В конце часов совершалось освящение воды, «и освяти воду, отирают мощи и погружают в чаше»[220]. По омовении следовало целование ризы Господней и святых мощей и отпуст часов. Патриарх и власти кропились святой водой и испивали ее; ею же окропляли народ у дверей храма. Риза Господня и святые мощи с крестными ходами относились на свои места. Обычно государь присутствовал при омовении и участвовал в этих крестных ходах. Вода от омовения посылалась на государев и патриарший двор, раздавалась боярам и всему народу.[221]
День Святой Троицы. Пятидесятница. После заутрени соборный ключарь благословлялся у Патриарха внести в собор привезенные накануне листья. Рано утром сторожа готовили мелкие листы, чтобы стелить в алтаре перед престолом под ковер, и складывали в холсты до времени. Для государя и царицы лист готовили постельничие сверху. Перед Обедней все листья приносились в церковь и раскладывались по обе стороны. По отпусте Обедни Патриарх садился на своем месте среди церкви, где обычно облачался, также садились власти по своим местам, а сторожа расстилали листья по всему храму, пономари стелили в алтаре. После этого совершалась вечерня. В Троицын день патриаршее богослужение отличалось особой торжественностью. Заблаговременно для патриарха и царя заготовляли травы и листья древесные без стебельков и ими устилали собор, приносили также веник или пук цветов, с которыми стояли во время вечерни. У вечерни и у всенощной Патриарх был со всеми властями, т.е. всеми находившимися в то время в Москве митрополитами, епископами и архимандритами, «и облачение Патриарху со властьми непременно бывало». В этот праздник Патриарх никого из властей не отсылал служить «в придел к Троице на ров» и другие троицкие церкви, но непременно со всеми сам служил в соборе[222].
К началу Обедни из дворца бывал торжественный выход царя. В конце Обедни благовестили к вечерне в большой Успенский колокол. После Литургии начинали читать девятый час без обычного начала, прямо с «Приидите поклонимся». С аналоя снимали образ Сошествия Святаго Духа и возлагали другой — Живоначальной Троицы. После девятого часа патриарх выходил со всеми властями на середину храма и сам начинал вечерню. Когда пели стихиру «на славу», или «славник», ключари подносили государю лист ья от Патриарха и, смешав их с государевыми листьями, разными травами и цветами, устилали им царское место и кропили розовой водой. Государевыми же листьями устилали место Патриарху и высшим духовным властям, а остальное разносили по всему храму. На этом благовонном листе во время чтения патриархом молитв государь совершал коленопреклонение, а по тогдашнему выражению — «лежал на листу». Вся церковная утварь в этот праздник употреблялась самая лучшая, в соборе зажигались все свечи у всех икон, «ко всей службе выносили пелены большие и покровы и сосуды златые и на Чудотворцев покровы и на гробы белые пелены».[223]
Патриарх Никон ввел благолепие в священных одеяниях и утвари приучал церковнослужителей к сохранению внешнего благолепия, и сам божественную службу совершал с благоговением.
