Некоторые ораторы на этот вопрос отвечают однозначно — писать. Приведем мнение опытного и известного судебного де-
ятеля П. С. Пороховщикова (П. Сергеича) из книги “Искусство речи на суде”. Вот что он утверждал: “Мы не будем повторять старого спора: писать или не писать речи. Знайте, читатель, что, не исписав несколько сажен или аршин бумаги, вы не скажете сильной речи по сложному делу. Если только вы не гений, примите это за аксиому и готовьтесь к речи с пером в руке....Вы идете в бой. Заглянем с вами в Московскую окружную палату или в арсенал Петербургского Эрмитажа: мечи, копья, ружья, пистолеты. К вам подошел кто-то и говорит: все это в вашем распоряжении, выбирайте, что хотите, сколько хотите; но времени у вас одна минута; противник уже вышел в поле... Как разобраться в бесчисленном множестве оружия? Все хорошо на вид, но есть ведь немало негодного, заржавленного, притупившегося...
— Господин прокурор! Ваше слово.
И вы наскоро хватаетесь за то, что попадет под руку. А противник ваш провел всю ночь в том же арсенале, пересмотрел не спеша каждую стойку и выбрал лучшее, исправное, надежное...
|
|
Остерегайтесь импровизации.
Отдавшись вдохновению, вы можете упустить существенное и даже важнейшее.
Можете выставить неверное положение и дать козырь противнику. У вас не будет надлежащей уверенности в себе.
Лучшего не будет в вашей речи. Импровизаторы, говорит Квинтилиан, хотят казаться умными перед дураками, но вместо того оказываются дураками перед умными людьми.
Наконец, имейте в виду, что и крылатый конь может изменить.
Люди знающие и требовательные и в древности, и теперь утверждают, что речь судебного оратора должна быть написана от начала до конца. Спасович, Пассовер, Андреевский — это внушительные голоса, не говоря уже о Цицероне.
Но если это не всегда бывает возможно, то во всяком случае речь должна быть написана в виде подробного логического рассуждения; каждая отдельная часть этого рассуждения должна быть изложена в виде самостоятельного логического целого и эти части соединены между собой в общее неуязвимое целое. Вы должны достигнуть этой неуязвимости, иначе вы не исполнили своего долга”.
Как видим, начав с категорического утверждения о необходимости писать полный текст речи. П. С. Пороховщиков заканчивает тем, что можно ограничиться “подробным логическим рассуждением”, т. е. чем-то вроде конспекта. Известно, что многие ораторы пишут именно конспект, а не полный текст. Например, Климент Аркадьевич Тимирязев составлял сначала краткий план, расширял его до конспекта, который неоднократно переписывал, уточняя расположение материала, формулировки.
|
|
Но есть и другие суждения по этому поводу. Так, известный уже вам судебный деятель А. Ф. Кони в статье “Приемы и задачи прокуратуры (Из воспоминаний судебного деятеля)” рассказывает, что речей своих он никогда не писал. Раза два пробовал набросать выступление, но убедился в бесплодности этого: судебное следствие дает такие житейские краски и так перемещает иногда центр тяжести изложения, что даже несколько слов вступления “оказываются вовсе не той увертюрой, выражаясь музыкальным языком, с которой должна бы начинаться речь”. И далее он продолжает: “Самую сущность речи я никогда не писал и даже не излагал в виде конспекта, отмечая лишь для памяти отдельные мысли и соображения, приходившие мне в голову... и набрасывая схему речи, перед самим ее произнесением, отдельными словами или условными знаками... Я всегда чувствовал, что заранее написанная речь должна стеснять оратора, связывать свободу распоряжения материалом и смущать мыслью, что что-то им забыто или пропущено”. Такое отношение к речи, т. е. составление ее схемы, плана, могут позволить себе только опытные ораторы, которые много выступают и которые много учились.
Обычно ограничивался составлением плана А. В. Луначарский, которому довольно часто приходилось выступать неожиданно. Получив предложение сделать доклад или прочитать лекцию, он вынимал блокнот и писал несколько строчек своим мелким, неразборчивым почерком. “Вот моя шпаргалка готова”,— говорил Луначарский и прятал блокнот.
Сохранились отдельные страницы с записями плана лекций известного геохимика и минералога, блестящего популяризатора Александра Евгеньевича Ферсмана.
Редко, но встречаются опытные ораторы, которые не пишут даже краткого плана выступления. Таким был Петр Борисович Ганнушкин (1875—1933), профессор, специалист в области психиатрии. В архивах ученого не сохранилось никаких подготовительных записей к лекции. Вся предварительная работа шла, по-видимому, в голове. Подобный метод подготовки речей требует сосредоточенности, предельной конкретизации мысли. Все, что отвлекало Ганнушкина от мыслей о будущей лекции, выводило его из себя. Перед началом выступления профессор чувствовал необычайное волнение и растерянность и только в аудитории успокаивался.
Итак, при подготовке к выступлению можно писать его полный текст, можно ограничиться конспектом, тезисами, планом (развернутым или кратким). Это зависит от опытности и знаний оратора и, конечно, от длительности речи, ее рода и вида. Полное отсутствие письменной основы речи даже у опытного оратора вызывает излишние волнения перед лекцией, которые могут отрицательно сказаться на ее качестве.