Процесс формирования государственных структур

Рамки нашей работы не позволяют вдаваться в детали теоре­тической дискуссии по этому вопросу. Отметим лишь, что перера­стание военно-демократического управления в вождистско-иерар­хическое не привело автоматически к образованию государственных структур. У разных пародов в разное время сложились такие при­знаки становления государства, как отделение от общества пуб­личной власти, располагающей особым аппаратом принуждения, разделение населения по территориальному признаку (во многих африканских и азиатских обществах сохранилось разделение по родоплеменному признаку и не было больших поселений), воз­никновение права как системы норм, выражающих волю господ­ствующих классов и обеспеченных принудительной силон пуб­личной власти. У многих народов процесс классообразования от­ставал от появления государственных структур, что также заслуживает отдельного рассмотрения.

Становление надобщинных властных структур было связано с узурпацией общинной верхушкой наряду с военнопредводительными функциями общественных функций, прежде всего по орга­низации хозяйственной деятельности (в одном случае это была организация ирригационной инфраструктуры, в другом — рас­пределение земельных наделов, в третьем — определение мест пастбищ и т.д.) и по перераспределению избыточного продукта'.

Одним из первых обобщил особенности формирования поли­тической организации на этой стадии на примере племени Цент­ральной Австралии М. О. Косвен. Все властно-управленческие решения в этих племенах принимались участниками совещания, состоявшего из стариков высшего ранга и положения, глав ло­кальных групп или тотемов, воинов и «докторов». Лишь после того, как совещание принимало какое-то решение, один из его участников сообщал суть последнего другому собранию, на кото­ром присутствовали уже все пожилые мужчины, располагавшие­ся по кругу (молодежь могла присутствовать на собрании, но ос­тавалась вне круга). М. О. Косвен отмечал: «Наиболее суще­ственная и знаменательная черта австралийского главарство заключается в том, что политический глава группы, не будучи иногда ни самым старшим, ни физически наиболее сильным, ни самым мудрым, ни военным вождем, ни обладающим лично сверхъестественной мощью, является лишь ставленником эконо­мически господствующей группы геронтов. Выходя из их среды, он остается с ними целиком связанным, им подчиненным, лишь их представителем... Здесь, на одной из примитивнейших ступеней человеческой культуры, власть уже предстает перед нами как орга­низация экономического господства».

Поскольку уровень производительности труда, достигнутый на этой стадии развития первобытного общества, был еще не­достаточно высок для того, чтобы правящая верхушка могла присваивать себе значительную долю избыточного продукта, то роль войны как внешнего источника обогащения продолжала не только сохраняться, но и повышаться. При этом военная де­ятельность в условиях уже далеко зашедшего разделения труда стала, по выражению Р. Люксембург, «специальностью опреде­ленных кругов первобытного общества». В этой связи следует учитывать, что именно в воинственных скотоводческих, коче­вых племенах, где в военные операции часто вовлекались и ря­довые соплеменники, демократизм участия их в принятии важ­ных решений был значительно выше, чем в земледельческих протокрестьянских обществах. В последних функция защиты об­щества являлась монополией особого военного сословия, те­рявшего связь со своими общинами и служившего орудием на­силия обогащающейся военной и племенной аристократии про­тив своих соплеменников.

Иерархизация системы военной демократии сопровождалась дальнейшим отстранением рядовых общинников от управления общиной, причем этот процесс шел иногда быстрее, чем отчужде­ние производителей от средств производства, которое большей частью еще носило скрытный характер. Народное собрание все чаще подменялось сходкой военной дружины. Совет старейшин и тайные союзы родовой знати превращались во все более важные центры принятия властных решений, лишь часть которых затем выносилась на формальное утверждение собранием общинников. Это позволяло налагать на рядовых общинников новые повинно­сти, которые (наряду с использованием труда добытых на войне рабов) способствовали обогащению родовой аристократии. Уско­рялись распад родоплеменной организации к появление военных и гражданских поседений, лишенных родовых связей. Стали на­мечаться институционализация обычаев и правил поведения, транс­формация их в нормы права, дифференцированно применявшие­ся к различным социальным стратам и влекущие за свое наруше­ние санкции со стороны уже не собрания соплеменников, а выдвигаемых знаты о судей и жрецов.

Подчинение органов общинного самоуправления вождю и его группе позволяло племенной верхушке присваивать уже значительную часть производимого общественного продукта, что ус­коряло как процесс классообразования, так и дальнейшее от­чуждение власти. Но наряду с очевидными признаками госу­дарственности продолжали бытовать и формы общинного са­моуправления — это и затрудняет фиксацию «готовых» государственных форм властвования в истории многих обществ. Отсюда попытки ввести понятия «предгосударства», «раннего государства» или «варварского государства». Все эти попытки заслуживают внимания (при условии, что они опираются на зна­ние фактов и научно обоснованную методологию). Для нас же особенно важно то, что на данном этапе институты политичес­кого участия (а применительно к этому периоду уже позволи­тельно говорить о политическом властвовании) претерпевают серьезную ломку. Однако, поскольку организационно-управлен­ческая деятельность верхушки (как бы далеко ни зашло ее от­деление от народа) требовала своего идеологического обосно­вания и санкционирования, новые формы властвования соче­тались со старыми. Весьма часто прежние традиции родовой и военной демократии переносились как «освященные» време­нем в государство. Классический пример такого сосуществова­ния традиций и новых форм дает Древняя Греция.

Следует особо обратить внимание на то, что возникновение военной демократии — есть переходная форма от первобытной демократии к демократии классового общества. Ее внешние при­знаки — должность военачальника в сочетании с ограничиваю­щими ее учреждениями. Морган постоянно подчеркивает, что во­еначальник — это военный вождь, а не царь, что это именно дол­жность, должность выборная и с ограниченной властью, что царская власть несовместна с родовым строем. Ограничиваю­щие власть военачальника органы — совет старейшин и народ­ное собрание. Но наличие их обоих необязательно.

Таким образом, сущность военной демократии — сочетание про­низывающей всю жизнь общества воинственности со свободой народа, которую Морган отождествляет с демократией. Он пи­шет: «Где господствует военный дух, как это было у ацтеков, там естественным путем при родовых учреждениях возникает воен­ная демократия».

История Европы знает две большие эпохи, к которым прилага­ется термин «военная демократия» — период складывания клас­совых обществ Древнего мира (у греков «героической», или «го­меровской», эпохи, вначале века датируемой XI—IX вв. до н.э. и римлян «эпохи царей» в период складывания обществ средневе­ковья в I тыс. н. э. у народов, не знавших рабовладельческого строя — германцев и славян). Большинство исследователей схо­дятся на том, что эти две эпохи классообразования привели к складыванию обществ, различных по своей формационной при­роде: в первом случае — рабовладельческих, во втором — фео­дальных.

Сходство политического устройства двух указанных групп об­ществ (с одной стороны, греки XI—IX вв. до н.э. и римляне VIII — VI вв. до н.э., с другой — германцы с начала новой эры до образо­вании у них раннесредневековых государств, разновременного у разных этнических группировок, и славяне VI—VH1 вв. н.э.), зак­лючающееся в существовании народного собрания, совета ста­рейшин и военачальника, является общепризнанным. Вопрос со­стоит в том, можно ли говорить о сходстве в сфере социально- экономических отношений.

В раннегреческом и раннеримском обществах разложение ро­довых отношений и складывание соседской общины далеко не было завершено в период формирования классов и государства. Родовые связи долгое время оставались определяющим типом социальных связей. Родовая собственность на землю сохрани­лась и продолжала существовать даже в период развития антич­ного общества.

Разложение родовых связей и складывание соседской общины не предшествовали в древности оформлению классового и госу­дарственного строя, а совпадали с ним, так как само государство принимало форму общины (полис). Напротив, у германцев и сла­вян классовое общество формировалось в условиях, когда родо­вая община и родовая собственность на землю являлись пройден­ным этапом развития. Разложение родовых связей и складывание соседской общины здесь предшествовали появлению классов и государства.

Правильное понимание военной демократии, прежде всего, пред­полагает определение исторической эпохи, которой она присуща. Эпоха военной демократии — это не последняя стадия разложе­ния первобытного общества. Она существует и в эпоху переход­ного периода от первобытного общества к классово-антагонисти­ческому. Этот переходной период является переходным не только в развитии базиса, но и надстройки. Подобно тому, как само об­щество переходного периода представляет собой переходную фор­му от первобытнообщинного строя к антагонистической форма­ции, так и органы и нормы управления обществом этого переход­ного периода будут переходными формами от органов и норм самоуправления первобытного общества к органам и нормам уп­равления антагонистического общества, к государству и праву.

Таким образом, государственная организация общества возни­кает после военной демократии, а сама военная демократия есть выражение процесса возникновения государства. Ее сущность в том и заключается, что она представляет собой переходную фор­му органов и норм управления обществом. Военная демократия уже не является органами и нормами общественного самоуправ­ления, но она еще не стала органами и нормами классово-антагонистического общества — государством и правом. Военная де­мократия сочетает в себе черты и свойства как органов и норм управления первобытным обществом, так и государства и права.

Военная демократия присуща эпохе переходного периода от бесклассового общества к классовому, когда общество уже пере­стало быть однородным, по еще не стало классовым. Переход той период от первобытнообщинного общества к классово-антагонистическому есть эпоха, на протяжении которой «отдельные гос­подствующие лица сплотились в господствующий класс». Имен­но в интересах этих отдельных господствующих лиц, которые лишь постепенно объединялись в господствующий класс, и появилась военная демократия, переходная форма в развитии органов и норм управления обществом.