Католическая церковь не демократия. Но процедура избрания папы разработана католиками на основе горького опыта. Система конклава была урегулирована папой Григорием X, чтобы справиться со скандальными задержками его собственного избрания. Собравшись в Витебро в конце 1268 г., кардиналы спорили три года. Их уловки так возмутили городские власти, что двери кардинальской резиденции были заперты снаружи, затем сняли крышу, а количество отпускаемой пищи сократили чуть ли не до голодного пайка.
С тех пор Коллегия кардиналов должна была собираться во дворце Ватикана в Риме в течение 15 дней после смерти предыдущего папы. (До изобретения телеграфа и строительства железных дорог это правило ав-
томатически исключало тех кардиналов, которые находились вне Италии.) Папскому дворецкому затем приказывали запереть их высокопреосвященства в подходящих апартаментах, обычно в Сикстинской капелле, и держать их там con chiave — «под ключом», пока они не придут к какому-нибудь решению. Выбор осуществляли путем либо единодушного одобрения (провозглашения), либо согласования; позднее укрепился обычай тайного голосования. Голосования происходили утром и в полдень. Во время голосования каждый кардинал писал на бюллетене имя предпочтительного для него кандидата и опускал в сосуд на алтаре. Каждый день папский камергер сжигал бюллетени голосований, которые ни к чему не привели, так что над трубой от них
вился черный дымок. Голосование продолжается, пока не достигнут большинства в две трети плюс один голос. Тогда камергер подавал сигнал белым дымком, а кардиналы скрепляли избрание нового понтифика принесением священной присяги на верность.
Система Григория X остается практически неизменной и модифицировалась только конституцией Vacantis apostolicae sedis (1945 г.). В XX в. процедуры конклавов нарушались, когда император Франц-Иосиф наложил вето (1903 г.) и когда в 1939 г. конклав прошел рекордно быстро (один день). Папа Иоанн Павел II был избран в октябре 1978 г., как известно, при восьмом голосовании, причем при окончательном голосовании в его поддержку высказались 103 из 109 кардиналов.
дение далеко за пределами Италии. Амбициозная буржуазия, называвшая себя пополо, составляла организованную оппозицию традиционной коммуне благородных владельцев замков — всем этим Донати, Уберти, Церчи, Альберти. Большие и малые arti, или гильдии, требовали для себя места в выборных городских советах и магистратах, состав которых подлежал ротации; в борьбе участвовала и жадная чернь. Podesta, или губернатор, некогда назначавшийся императором, стал подчиняться муниципальной власти. Но конституции 1266 г., 1295 г. и 1343 г. не смогли удовлетворить всех недовольных.
Традиционно Флоренция была гвельфским городом и противилась императорской власти. Но в отсутствие императора городское общество повело борьбу в иных направлениях. Напряженными были отношения с папским престолом, да и сами флорентийские гвельфы находились в междоусобной борьбе. Флоренция стала господствовать в этом районе Италии после битвы при Камиальдино, где 11 июня 1289 г. войска гиббелинов Ареццо потер-
пели поражение вслед за поражением от сиенцев при Монтаперти (1260 г.). Затем разгорается борьба между «черными» и «белыми» гвельфами. В 1301 г. после того, как папский арбитр в лице Карла де Валуа ничего не добился, белые гвельфы были изгнаны, как гиббелины до них. Эта борьба партий неизбежно открывала путь деспотическому правлению, которое и стали вскоре осуществлять Медичи. Флоренция так была переполнена ядом зависти, говорит один из обитателей Дантова Ада, «зависти ужасной... что уже трещит квашня...». Здесь три адских икры: «гордыня, зависть, алчность — в сердцах... вовек не дремлют»11.
Впрочем, общественная и политическая борьба стимулировали культурную жизнь. Три величайших писателя этой эпохи — Данте Алигьери, Петрарка и Боккаччо — все были флорентийцами. И в городских постройках отразилась вызывающая роскошь Флоренции: Барджелло (начат в 1254 г.), новые городские стены (1284-1310 гг.), Палаццо Веккьо (начато в 1298 г.), перестроен-
PESTIS
ный Понте Веккьо (1345 г.) и Лоджия дела Синьория (1З81 г.); дворцы Арте дела Лана, или Суконной гильдии (1300), дворцы сторонников Гвельфов, дворцы Пацци, Питти, Строцци, Антинори и Медичи-Риккарди (1444 г.); но, прежде всего, религиозное искусство
— романская церковь Сан Миньято (Миниато) аль Монте, готическая Санта Кроче (1294 г.),
облицованный мрамором восьмигранник Баптистерия св. Иоанна (1296 г.), Дуомо (начат в 1294 г.), Кампаниле Джотто (1339 г.), купол собора Брунеллески (1436 г.), двери баптистерия Лоренцо Гиберти (1452 г.) и фрески Фра Анжелико в доминиканском монастыре Сан Марко.
Данте Алигьери (1265-1321 гг.) был величайшим из поэтов христианского мира. Он был глубоко втянут в политику Флоренции; изо дня в день проходил он по городским улицам, когда там возводились величайшие памятники. В юности он был в первых рядах в битве при Кампальдино, служил муниципальным приором белых гвельфов и был навечно изгнан из города "черными". Испытавший горечь двадцатилетней ссылки, он умер в Равенне при дворе Кан-Гранде да Полента, который увенчал его лавровым венком. Его Vita Nuova [Новая жизнь] — редкий для средневековья экскурс во внутренний мир человека. В своей De Monorchia [О монархии] Данте страстно требует возврата имперского правления. А написав De Vulgari Eloquenta [O народной речи], Данте стал отцом современной европейской литературы. Шедевр Данте — Commedia — поэма, состоящая из 100 кантов, получила от восторженных читателей постоянный эпитет Божественная. В ней автор описал свое путешествие по трем царствам загробного мира — по бездне Ада в Inferno, по горе Чистилища в Purgatorio и по залитым солнечным светом небесным сферам в Paradiso. На первом уровне, как и в Одиссее и Энеиде, это воображаемое путешествие, где проводником Данте оказывается Вергилий. В этом путешествии автор встречает тени умерших и еще живущих людей. На более же глубоком уровне это путешествие не что иное, как развернутая аллегория духовного восхождения души христианина от греха ко спасению, и наградой становится ослепляющее видение Бога. Но еще на одном уровне это искусное построение из области моральной архитектуры, где множество обитателей обретают свое место в
полном соответствии своим грехам или добродетелям среди Проклятых, Надеющихся и Благословенных. Блестящий язык автора к тому же изумительно экономен. Читатель покорен не только необычайными деталями встреч поэта, но и грандиозностью морального ландшафта, на фоне которого эти встречи происходят. Естественно, что самое глубокое падение человека — это утрата Любви, и низшая точка падения в ледяных глубинах ада — вокруг замерзшей фигуры Иуды. Земного Рая достигают в благоухающей роще на вершине горы Чистилища, «где боль уступает место надежде». Но предельная высота располагается за Primum Mobile [Первый Двигатель — последняя сфера мира, сообщающая движение всем остальным, понятие Аристотелевой философии, широко использовавшееся в средневековой картине мира], в сердце небесной Розы Света, в экстазе, который невозможно выразить в словах. Здесь источник Любви, которая «движет солнцем и звездами»: «L'amor che move il sole e l'altre stelle».
Данте и сам был источником живой легенды. Одна история повествует, что Данте услышал, как погонщик осла, распевая одну из песен его поэмы, все время вставлял громкое «Arri, arri!» [Крутись!]. Взбешенный поэт стал колотить погонщика, крича:
«Cotesto arri non vi misi io» [Вот это Крутись! вставил не я!]12.
Лучшие годы Данте совпали с юностью Франческо Петрарки (1304-1374 гг.). Изысканная любовная лирика Петрарки Canzonieri, перекликается с Дантовой Vita Nuova, как и его преданность Лауре есть отражение Дантовой преданности Беатриче. Творчество обоих поэтов восходит к творчеству поэтов dolce stil nuovo, таких как поэт Гвидо Гвиничелли (1230-1276 гг.) из Болоньи, которого Данте считал своим «отцом в литературе»; и их сладостный новый стиль был всего в одном шаге от поэзии трубадуров. Так что нужен особый педантизм учености, чтобы Данте считать «глубоко средневековым поэтом», а Петрарку — «предвестником Ренессанса»:
Коль не любовь сей жар, какой недуг
Меня знобит? Коль он — любовь, то что же Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!.. Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..
На что ропщу, коль сам вступил в сей круг? Коль им пленен, напрасны стоны. То же,