Зависимость от пути

«Так различие способов и определяется культурой», — скажет сторонник теории культурной зависимости. Нет, не обязательно. Чтобы пояснить эту мысль, приведу условный пример. Допустим, два исследователя пишут статьи: один — хорошие, другой — плохие. Откуда такая разница?

Возможно, между ними лежат глубокие культурные различия. Первый вырос в богатой интеллигентной семье, получил хорошее образование, вы­учил несколько иностранных языков, а самое главное — с детства был приучен к тому, что серьезный, обстоятельный труд вознаграждается как морально, так и материально. Второй же сформировался в семье деградировавших алкоголиков, образование получил «заушное» и с раннего детства пришел к мысли о том, что жизнь — игра с нулевой суммой, где главное — ловчить, красть, расталкивать окружающих плечами. Не исключено, что этотбедолага в конечном счете станет за счет жестокости и беспринципности весьма успешным человеком в карьерном смысле, но вероятность его превращения в серьезного мыслителя чрезвычайно мала.

Однако, возможно, различия в результатах исследований определяются лишь тем, что у второго нашего героя в данный момент имеются слишком плохие условия для работы. Его жизнь сложилась так, что за научные исследования денег ему не платят, а потому каждый день приходится «таскать мешки» ради заработка и лишь поздно вечером ненадолго удается сесть за книги. В подобных условиях даже умный, образованный и работоспособный человек больших результатов не достигнет. Но если переменится образ жизни этого исследователя, то смогут перемениться в лучшую сторону и результаты его работы. Естественно, при условии, что человек не деградировал культурно, то есть по-прежнемустремится к книгам, к расширению знаний, к поиску истины.

Похожая картина складывается и в процессе модернизации, только героями здесь уже выступают не отдельные люди с их житейскими трудностями, а целые страны с их сложными историческими путями развития. То есть существует зависимость не только от сложившейся в давние времена и трудно трансформирующейся культуры, но и от особенностей исторического пути, которые меняются постоянно в зависимости от меняющихся обстоятельств, и в первую очередь в зависимости от воздействия демонстрационного эффекта. Этот момент чрезвычайно важен для понимания происходящего, а потому попробую разъяснить его подробнее.

Культуру, как отмечалось в предыдущей статье, трудно изменить. Для этого обществу надо переломить себя, отказаться от сложившейся веками идентичности. Зависимость от особенностей исторического пути держит нас в своих объятиях далеко не так сильно, как культура. Она, как правило, «отпускает людей на волю» по мере того, как меняются поколения.

Например, если страна была империей, то людям после распада державы трудно расставаться с мыслью об имперском величии. Часто они готовы проливать кровь за то, чтобы сохранить призраки прошлого, призраки уже пройденного пути. Но новые поколения живут, как правило, иными ценностями. Для них империя — это не более чем история. Она не стала элементом культуры. Об империи можно потосковать, но проливать кровь за призраки прошлого молодые люди не станут. Более того, стоит вновь поколениям смениться, и даже тоска по державному величию уйдет в прошлое под давлением меняющихся жизненных обстоятельств. Примерно такую эволюцию осуществили имперские народы Европы — англичане, французы, немцы, испанцы, португальцы, австрийцы, венгры.

А вот другой пример зависимости от исторического пути, а не от культуры. В бедной стране люди мало думают об экологии. Охрана окружающей среды требует денег, которые можно потратить на социальные выплаты неимущим, на здравоохранение или образование. Но это все отнюдь не значит, что в данной стране складывается варварская культура уничтожения природы. Просто на данном этапе развития общество считает актуальными иные проблемы.

Но дальше меняются поколения, возрастают доходы, а вместе с тем жить на земле, где загрязнена вода, отравлен воздух и вырублены леса, становится противно. В итоге общество соглашается потратить часть своего богатства на экологию. По сути дела, происходит просто перераспределение бюджета в зависимости от выявления новых потребностей. Некоторые, правда, и в этом случае тоскуют по прошлому и говорят, что лучше снизить налоги и обеспечить лишний процент роста ВВП, что даст увеличение реальных доходов населения. Однако эти консерваторы редко получают поддержку широких масс.

Даже ксенофобия во многом определяется особенностями исторического пути. В трудные эпохи самые разные народы любят сваливать вину за свои беды на чужаков, поскольку такое простое и понятное решение проблемы психологически комфортно. Сразу ясно, кто виноват. Чужаков убивают, изгоняют, грабят. В первой главе, например, шла речь о том, что антисемитизм в Средние века был характерен и для англичан, и для французов, и для испанцев. Однако по мере изгнания евреев накал антисемитизма в Англии, Франции и Испании становился меньше, поскольку не было уже объекта для ненависти. При этом антисемитизм возникал на востоке Европы — в Польше, Венгрии, России, куда переселялись изгнанники. А сегодня ключевой проблемой в данной сфере для Европы являются уже не отношения с евреями, а отношения с выходцами из исламского мира. И это не удивительно, поскольку потребности рынка труда обусловили колоссальную миграцию в Европу из мусульманских регионов мира. Иными словами, поворот историче­ского пути обусловил то, что повернулась иначе и сама проблема.

Подобные примеры можно приводить бесконечно. Соответственно, получается, что в ходе модернизации народы распадающейся империи будут реагировать на демонстрационный эффект не совсем так, как народы малых стран, причем внутри крупных держав различным окажется поведение имперской бюрократии, сосредоточенной в столицах, и национальных элит, стремящихся к независимости. А общества, страдающие от ксенофобии в момент осуществления важных преобразований, будут действовать неэффективно, грубо и порой даже преступно в сравнении с обществами, которые «переболели» этой позорной болезнью в далеком прошлом. В общем, зависимость от исторического пути чрезвычайно серьезно определяет ход модернизации в данный конкретный момент, но не может, в отличие от культуры, приостановить развитие.

Почему нам столь важно сразу же определиться в различиях между зависимостью от культуры и зависимостью от исторического пути? Потому что это имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Поясню данную мысль вновь на условном примере.

Модернизацию в целом можно сравнить с попыткой водителя свернуть с одной, хорошо знакомой ему, дороги на другую — новую и непривычную. В одних случаях сделать это оказывается довольно легко, в других — чрезвычайно трудно, в третьих — абсолютно невозможно.

Допустим, между дорогами выстроена стена. Пробить ее нельзя. Разве что вы пересядете с машины на танк. Этот пример образно иллюстрирует различие культур. Если Россия отделена от Запада непрошибаемой стеной, нам остается лишь отказаться от идеи заимствования институтов и двигаться по своей старой трассе с рытвинами, ухабами и придорожными рекламными постерами, на которых написано, что наш особый путь — самый лучший, а значит, перебираться на расположенное за стенкой идеологически чуждое шоссе никто и не собирается.

Допущение, будто мы обречены двигаться по старой трассе, чрезвычайно пессимистично и в то же время не слишком реалистично. Если бы дело так обстояло в действительности, мы вообще не смогли бы расстаться с совет­ской экономической системой. На самом же деле Россия за последние четверть века уже заметно продвинулась вперед. Сегодня у нас действуют совсем иные правила игры, нежели те, что были до начала горбачевской перестройки. Насколько они хороши — иной вопрос. Но факт тот, что непрошибаемой стеной мы от Запада не отделены.

Допустим теперь, что между дорогами вообще никаких преград нет. Напротив, имеется удобный выезд на западное шоссе, вдоль которого в изобилии размещены заправки, мотели, ремонтные мастерские и т. п. Нам остается лишь принять решение, повернуть руль и… новые институты станут легкодоступны.

Данное допущение весьма оптимистично, но думается, что и оно плохо соотносится с реалиями. В России, так же как в странах Центральной и Восточной Европы, имелись толковые реформаторы, имелась политиче­ская воля осуществить трансформацию, однако наш путь оказался более сложным, чем у западных соседей, и добились мы пока значительноменьшего. Маловероятно предположение, что проблема здесь исключительно в субъективных причинах — Гайдар недопонял, Ельцин перепил, Горбачев не углНбил, Путин пережал…

Рассмотрим теперь третий вариант нашей «дорожной проблемы». Именно он, как представляется, в наибольшей степени отражает существующее положение дел. Мы не отделены от западного шоссе непробиваемой стеной, однако и удобного выезда к этой трассе, увы, не имеется. Мы движемся по старой, разбитой грунтовой дороге в привычной, чрезвычайно глубокой колее. Проще всего так и двигаться дальше по направлению колеи, никуда не сворачивая. Любая попытка выбраться потребует значительных усилий. Придется выскакивать из машины, брать в руки лопату, месить грязь…

Однако «проблема колеи» не делает проблему осуществления модернизации такой уж неразрешимой. Колея — не стена. Трудности, заданные ею, вполне преодолимы. Понятно, что, выбираясь со старой трассы, мы существенным образом отстаем как от тех, кто уже движется по скоростному шоссе, так и от тех, чья колея была не столь глубокой. Но, несмотря на отставание, мы все же движемся.

И еще одну важную терминологическую оговорку нам следует сделать, прежде чем двинуться дальше. Нам следует различать не только зависимость от культуры и зависимость от исторического пути (колеи). Следует различать модернизацию и вестернизацию. Последний термин появился в далеком прошлом, когда представления о развитии отсталых обществ были еще очень упрощенными. Тогда ученые и политики полагали, что восточным народам следует лишь скопировать институты, прижившиеся в западных обществах, и они сумеют легко преодолеть отсталость. Все то, о чем у нас шла речь выше, и то, о чем мы еще поговорим дальше, показывает, насколько в реальной жизни дела обстоят сложнее, нежели в этой примитивной теории. Вестернизация как простое заимствование не получается практически никогда. А вот модернизация, предполагающая, что траектории движения будут различны в зависимости от пройденного исторического пути, во многих случаях уже оказывалась успешной. Некоторые люди порой путают модернизацию ивестернизацию, причем представителей теории модернизации обвиняют в том, будто бы они не признают национальных отличий и всех стригут под одну гребенку. Из нашего текста, надеюсь, видно, что обвинения эти совершенно несправедливы.

Модернизацию можно сравнить с рекой, бегущей в сторону моря. В зависимости от рельефа местности она потечет вправо или влево. В зависимости от перепада высот ускорит свой бег или, напротив, замедлит. В зависимости от плотин, возведенных на ее пути, образует водохранилище или пойдет по какому-нибудь боковому руслу, порой искусственному. Но рано или поздно река все равно впадет в море, к которому стремилась. Она не потечет вспять и даже не замрет на месте.

Впрочем, своенравие реки иногда играет с нами злую шутку. Допустим, она течет по болотистой местности, где нельзя поселиться, в то время как городам остро не хватает воды. Или, к примеру, река лениво тянется по равнине, тогда как нам требуется бурное течение, чтобы соорудить электростанцию. В таких случаях мы бываем сильно огорчены, но вряд ли обижаемся на реку, поскольку такова, увы, ее природа. При этом в случае с модернизацией мы часто обижаемся, говоря, что она у нас какая-то неправильная, раз не обеспечила британских свобод или германского экономического чуда. А ведь дело-то в «рельефе местности». Точнее, в зависимости от историче­ского пути, который определяет ход модернизации в соответствии с тем, как складывалось наше прошлое, а отнюдь не в соответствии с тем, каким мы хотели бы видеть наше будущее.

Исторический путь извилист. Вот, скажем, движемся мы по нему, как и другие страны, однако встречаем вдруг препятствие. Или, напротив, обнаруживаем неожиданные ресурсы, которые могут ускорить движение. Приходится реагировать на вызов — и вот уже путь наш начинает отличаться от сходного вроде бы пути соседа. Поскольку на длинном историческом промежутке все страны так или иначе сталкиваются с различными персональными вызовами, конкретные пути развития начинают заметно различаться. При этом страны, двигающиеся различными путями, вряд ли сразу же понимают, к лучшему или к худшему приведет их новый поворот. Модернизация — чрезвычайно сложный процесс, и то, что поначалу кажется успехом, со временем может обернуться поражением.

Демонстрационный эффект начинает действовать именно тогда, когда становится ясно, что налицо именно поражение. Страна, которая прошла более удачным путем (причем поначалу сама того не ожидая), начинает служить позитивным примером для остальных. В ходе догоняющей модернизации отстающие пытаются выправить путь и достичь успехов. При этом они продолжают, возможно, сталкиваться с новыми, объективно формирующимися вызовами и обнаруживать новые, неожиданные ресурсы развития, что еще больше усложняет ход модернизации.

Получается, что на практике мы всегда движемся по траектории, определяемой, с одной стороны, демонстрационным эффектом, а с другой — зависимостью от исторического пути. Демонстрационный эффект стимулирует осознанную модификацию траектории, поскольку мы видим, чего хотим, и, соответственно, выправляем ход движения. А зависимость от пути объективно обуславливает модификацию траектории: мы, может, и не хотим поворота, но вынуждены завернуть под воздействием обстоятельств.

Ко всему этому следует добавить еще один момент, осложняющий развитие. Назовем это «ловушкой модернизации». Данное понятие чрезвычайно важно. Оно неоднократно будет использоваться в цикле статей и, надеюсь, поможет нам разобраться в особенностях российского исторического пути лучше, нежели ссылки на специфику отечественной культуры.

Что же представляет собой ловушка? Допустим, наша страна подходит к некоему ответственному рубежу, когда нужно осуществить реформы. Мы знаем, как осуществляли их страны, стоящие на верхних ступенях лестницы модернизации. Мы представляем, в каком направлении надо идти. Мы знаем, какие ресурсы следует задействовать для того, чтобы добиться успеха... Но мы, увы, не имеем соответствующих ресурсов. Мы в силу зависимости от исторического пути не можем осуществить реформу так, как это было сделано в наиболее привлекательных для нас вариантах, известных из книг или иных источников.

Как поступить? Остановиться и подождать? Застой — весьма частое явление на пути модернизации, но он, как ни выжидай, не обеспечит нас искомыми ресурсами. А самое главное — застой не может длиться вечно. Решение о том, как осуществлять развитие, все равно рано или поздно приходится принимать.

И вот вдруг, когда общество созревает для решения, выясняется, что страна богата другими ресурсами. Перед реформаторами встает дилемма. Затянешь с модернизацией — проиграешь конкурентную борьбу и в худшем случае проиграешь войну, которую навяжет тебе удачливый соперник. А если задействуешь иные, нежели этот соперник, ресурсы, то двинешься вперед с определенным шансом на успех. Понятно, что выбирается последний вариант и начинается движение вперед, в неясном направлении с не вполне ясными перспективами успеха. Образно выражаясь, река течет туда, куда ведет ее рельеф местности, хотя, возможно, для того, чтобы выйти к морю, ей придется сделать огромный крюк.

Более того, в реальной жизни ситуация, как правило, осложняется тем, что решения не принимаются каким-то одним Великим Преобразователем на основе взвешенного рационального подхода. Решения в каждый данный момент вытекают из сложной системы взаимоотношений различных групп, имеющих свои интересы. Одни желают сохранить жизненный уровень, другие — нажиться, третьи — завоевать соседние страны, четвертые — предот­вратить распад национальной культуры, пятые — спасти душу на Страшном суде, шестые — преобразить сей мир в свете разделяемой ими идеологии…

Это даже не классовое деление по Марксу. Это гораздо более сложная картина действительности. И управлять этой действительностью невозможно. Она преобразуется в том направлении, в каком ее двинет самая сильная группа интересов, задействовав для этого именно те ресурсы, которые есть в наличии.

Так попадаем мы в ловушку модернизации. Идем не туда, куда надо, а туда, куда получается. И возможно, удлиняем свой путь. То есть отстаем не просто потому, что демонстрационный эффект с запозданием доходит до нашей периферии, но и потому, что, получив вызов, «нормальные герои всегда идут в обход», как говорилось в одном старом популярном советском фильме.

Я понимаю, что все это довольно сложно, а потому проиллюстрирую вышесказанное несколькими историческими примерами, пока что не относящимися к России. Кстати, подобные иллюстрации убедят, надеюсь, в том, что ловушки модернизации — не только наш удел. И попадание в ловушки — отнюдь не является особенностью именно «несчастной» российской культуры.