Примеры драматических разговоров

§ 140. Вот пример драматического разговора из „Жизнеописания Костюшки“ Ф. Глинки. Происшествие сего разговора – возвращение свободы Костюшке. Действующие лица: император Павел и Костю-шко.

§ 141. В сем драматическом разговоре происшествие обыкновенно. Повествователь хотел только оттенить характеры столь знаменитых лиц и избрал место и положение так удачно, что характеры их сами собой являются во всем блеске. А между тем самое происшествие получает всю возможную занимательность.

§ 142. Павел I, без всякого уведомления о себе, входит в то место, где заключен пленный Костюшко, и видит его в глубокой задумчивости над чертежами земного шара.

Примеч. Одно желание Павла посетить знаменитого пленника в темнице есть уже подвиг редкого великодушия на троне. Вот слова его:

Павел: Император Российский желал бы знать причину столь глубокой задумчивости благородного Костюшки... (ничто столько не украшает величия, как кротость!..)

Костюшко: (с великим удивлением) Государь!.. Могу ли поверить, чтобы темница моя озарилась присутствием Вашего Величества?! Но ваша воля есть узнать настоящие мои мысли; благоговею к ней и не могу не открыть сердца моего пред великодушнейшим из монархов... Государь! Я рассуждал о превратностях, постигающих ныне царства и царей. Я следовал за бурным потоком разрушения (за революциею), исторгнувшимся из недр растерзанной Франции и стремящимся поглотить большую часть Европы. Я видел сии губительные волны, сбивающие великолепные престолы, вырывающие с корнем многовечные дерева родов царских, и переменяющееся лицо всей Земли... Скольких царей не стало в мире!.. Сколько народов лишилось бытия!.. и мое Отечество! (Тут навернулись у него слезы. Вот слова и чувства пылкого героя и патриота.)

Павел: Будь спокоен, верный сын Польши! Отечество твое еще существует на лице земном: поляки, оставя все рассуждения, по одному местному положению их не могут быть народом самобытным, но они могут быть счастливы и быть благополучны под сению Скипетра Русского. (Предсказание Павла исполнилось. После некоторого молчания.) Настало время возвратить свободу герою, имеющему право, по добродетелям своим, на удивление света. Отныне Костю-
шко свободен! (Обратясь к сопровождающим) Вручите ему меч, который всегда сопровождал его на пути истинной чести...“

§ 143. Костюшко, по чувству благодарности, хотел упасть на колена, но государь не допустил его. – Вот действие в драматическом разговоре, которое так же трогательно, как в драме. Продолжение:

Павел I: Вы можете избрать себе местопребывание по собственному произволу вашему, но вы должны обещать...

Костюшко: Понимаю, государь, понимаю волю вашу и, ставя честь мою порукою, обещаю отныне навсегда ни мечом, ни советом не участвовать ни в чем, что только может клониться ко вреду могущественной России и великодушного ее монарха.

Павел I: Сего довольно! (Государь удалился.)

§ 144. Вот два характера: один – великодушия на троне, другой – благородства в узах! В разговоре сии характеры оттенились собственными словами и делами. В повествовании писатель не достиг бы своей цели с таким блеском.

Примеч. Характер благородного Костюшки оправдан событием: в 1812 году Наполеон употреблял все свои обольщения, чтобы привлечь его в свое войско, но он, как Регул, свято сохранил данное слово до гроба.

§ 145. Вот другой драматический разговор между королем Неаполитанским и Милорадовичем. В нем писатель (Ф. Глинка) представил важность происшествия сколь можно занимательнее. А лица, как второстепенные, служат только к оттенению происшествия.

§ 146. Содержание сего разговора: в 1812 году король Неаполитанский приезжает к Милорадовичу просить пощады фуражирам и старается завесть род переговоров. Предыдущие и последующие обстоятельства показывают всю важность происшествия.

§ 147. Милорадович, объезжая передовые посты, встречается нечаянно с Королем Неаполитанским (Мюратом), объезжавшим также свои передовые посты, и после обыкновенных приветствий с обеих сторон вот слова их:

Король: Генерал! Известны ли Вам поступки ваших казаков?.. Они стреляют по фуражирам, которых посылаю я в разные стороны. Даже крестьяне ваши с помощию их убивают наших отделенных гусаров...

Милорадович: Я очень рад, что казаки в точности исполняют данные им приказания. Также приятно слышать из уст Вашего Величества, что крестьяне показывают себя достойными имени русских.

Король: Но это противно принятым повсюду обыкновениям (т. е. расчетам и ожиданиям Наполеона), и если это продолжится, то я принужден буду посылать колонны для прикрытия фуражиров...

Милорадович: Тем лучше, Ваше Величество Мои офицеры жалуются, что уже три недели они остаются в бездействии: они горят желанием брать пушки и знамена...

Король: Но к чему стараются раздражать друг против друга два народа, достойные во всех отношениях взаимного уважения?!

Милорадович: Я и офицеры мои всегда готовы оказывать Вашему Величеству всевозможные знаки почтения, но фуражиров ваших всегда будут брать в плен, а рассылаемые для прикрытия колонны всегда будут разбивать.

Король: Генерал! Неприятелей не бьют словами. Взгляните на карту, вы увидите завоеванные нами у вас провинции и куда мы зашли.

Милорадович: Карл XII заходил еще далее: он был в Полтаве.

Король: Французские войска всегда были победоносны...

Милорадович: Но мы сражались только при Бородине...

Король: Через эту победу мы овладели Москвой.

Милорадович: Извините, Ваше Величество, Москва была оставлена.

Король: Как бы то ни было, но мы владеем вашею древнею и пространною столицею.

Милорадович: Так, Ваше Величество, и эта мысль мучительна для всякого русского! Это величайшая жертва, принесенная Россией! Но она уже начинает пользоваться выгодами, происходящими от сего пожертвования. Мне известно, что Наполеон посылал генерала Лористона к нашему главнокомандующему для переговоров о мире; я знаю, что ваши войска принуждены довольствоваться в продолжение двух суток и более тем, что едва ли достаточно в прокормлении их в одни сутки.

Король: Известия, вам доставленные, ложны.

Милорадович (продолжая): Я знаю, что Король Неаполитанский приехал к Милорадовичу просить пощады фуражирам и завести род переговоров для успокоения своих солдат...

Король (с досадою): Посещение мое совершенно случайное; я хотел только открыть вам происходящие у вас злоупотребления. Неустройство есть великое несчастие для армии: оно ослабляет, истребляет ее...

Милорадович: Но в таком случае Вашему Величеству надлежало бы
поощрить прекрасное неустройство, которым мы истребляем французских фуражиров!..

Король: Вы ошибаетесь насчет нашего положения. Москва всем достаточно снабжена (Должно знать, что в ней все сгорело и не было ничего.) Мы ожидаем бесчисленных подкреплений, которые уже к нам идут (и которых русские не допустят)...

Милорадович (смеясь): Неужели Ваше Величество думаете, что мы далее от наших подкреплений, нежели вы от своих (т. е. неужели не знаете, что мы начинаем войну, а вы не можете продолжать)?

§ 148. Вот занимательность происшествия, возрастающая постепенно: с открытием обстоятельств, излагаемых действующими лицами. Повествование не имело бы такой силы. Следующее обстоятельство еще больше интересно: оно показывает ясно положение французов, т. е. что они надеются на мир, а мы и слышать не хотим о мире.

Король: Я должен еще жаловаться в рассуждении одного, очень важного обстоятельства. Генерал! Я отдаюсь на ваше правосудие, на вашу справедливость. Вы дважды стреляли по нашим парламентерам.

Милорадович: Ваше Величество, мы и слышать о них не хотим. Мы желаем сражаться, не вести переговоры. Итак, примите ваши меры.

Король: Как!.. Поэтому и я здесь не в безопасности! (Вот интерес драматического разговора, подобный завязке.)

Милорадович: Ваше Величество на многое отважитесь, если в другой раз захотите сюда прийти. Но сегодня я предоставлю себе честь проводить вас до ваших форпостов. Гей! лошадь! (Великодушие героя, какого французы не имели, ибо, выступая из Москвы, они взяли в плен парламентеров наших Винценгероде и Нарышкина.)

Король: Я никогда не слыхал о таком образе войны.

Милорадович: Я думаю, что слыхали.

Король: Но где же?

Милорадович: В Испании. (Король еще более поражен был сим ответом и, переменяя разговор, спросил с учтивостию.)

Король: Где вы в первый раз вели войну в звании генерала?

Милорадович: Конечно, еще памятен во Франции поход Суворова в Италию. Я имел честь много раз командовать авангардом генералиссимуса.
(Тут король и Милорадович удалились, разговаривая о покойном князе Багратионе.)

§ 149. В сих двух примерах видно, как писатель драматического разговора может оттенять характеры занимательных лиц, или придать больше важности и занимательности происшествию.

Примеч. Ничто столь не оживляет повести и романа, как приводимые кстати драматические разговоры.

XVII.
Разговоры в царстве мертвых. Примеры

§ 150. Разговор в царстве мертвых есть соединение разговора философского с драматическим. Он существенно отличается от обоих местом действия – царством мертвых.

Другого места избрать не может, ибо всегда представляет героев, живших в разные века, которые в здешнем мире не могли друг с другом говорить и действовать в одно время, например, Аннибал и Суворов, почему и получил название от места – царства мертвых.

§ 151. Изобретателем сих разговоров можно почесть Лукиана Самосатянина, остроумца II века. Он, кажется, первый дерзнул сблизить в один разговор мужей за пределом жизни, разделенных веками.

Лукиан по остроумию и сатире был удивлением своего века. Большая часть творений его имеет вид разговоров. Славнейшие из них – „Разговоры в царстве мертвых и богов“. В наше время разговоры между богами остались на театре в прологах, а разговорам в царстве мертвых охотно подражали: в Англии
лорд Литлтон; во Франции Фенелон; в Германии Виланд; в России М. Н. Му-равьев и др.

§ 152. Содержание сих разговоров заключает в себе: или великую, особенно политическую, истину – подобно философским; или объясняет происшествие и показывает характеры великих мужей и героев – подобно драматическим; или соединяет и то, и другое.

К сей истине, всегда важной, политической, вводимые герои содействовали или были прикосновенны – герои всегда бывают исторические лица. Часто сия истина излагается в начале разговора. Таковы разговоры М. Н. Муравьева.

§ 153. Цель сих разговоров – сблизить прошедшее с настоящим и открыть мысли (гадательным остроумием) великих несуществующих мужей о настоящем. Расположение, судя по содержанию, подобно ходу философских или драматических.

Чем знаменитее и любезнее для народа вводимые лица, тем разговор их делается занимательнее, а истина убедительнее.

§ 154. Достоинство разговоров в царстве мертвых, сверх общих достоинств, приличных разговорам, состоит в редком благоразумии и остроте ума, угадывать мысли великих мужей о настоящем, сходно с их характерами, с вероятностями ума, с заключениями дальновидности, – или с чувством желаний, опасений, намерений, напоминаний своего века – часто в противоположностях и пр. (прибавл. 27).

27. Разговоры в Царстве мертвых могут быть причислены к любопытным и занимательным прозаическим сочинениям.

§ 155. Вот разговор двух основателей царств: Ромула и Кия. 15 веков разделяют время их жизни. Содержание его – великая истина: „Все народы вселенной возникают из варварства в последствии времен и, дошед до некоторой известной точки, низвергаются паки и уступают место другим“. М. Н. Муравьев мог предположить встречу сих героев и остроумный разговор их только в царстве мертвых.

Ромул: Ты хочешь равняться с Ромулом: кто бы ты ни был, конечно, величественное имя Рима достигло слуха твоего. Ты видишь во мне основателя сего царствующего града – и дерзай после сего помышлять о равенстве со мною.

Кий: Я не мыслю оспаривать личных достоинств твоих. Сияющ войною, искусством правления, ты умел влиять в рождающийся народ свой глубокое чувствование славы и приготовить его к завоеванию вселенной. Но познай в Кие основателя престольного Киева, одного из предков российского народа,
которого слава может ныне без дерзости шествовать наравне с минувшей славой твоих квиритов. (Владения Рима едва ли равняются третьей части России.) Не гордо было основание Рима. Рем перескочил ров его, и ты знаешь, чего тебе сие стоило. (Ограда Рима считалась священной: дерзнувший переступить ее подвергался смерти – Рем в шутку перескочил ров и убит Ромулом.) Пастухи, странствующие изгнанники составили население града, который потом
с седьми холмов своих повелевал вселенною. (И Рим, великий Рим семь гор
облег собой. Virg.) Пуки сена (manipuli) на острии копья были первые твои знамена.

Ромул: Но победа следовала за ними постоянно. Признали это Италия, Карфаген, Греция. Цари желали называться отпущенниками народа римского. Посол (царя Пирра Циней), введенный в присутствие Сената, мнил видеть собрание богов, а не человеков. Довольно называть Брутов, Сципионов, Катонов, Цеcаря...

§ 156. В следующих словах Кия Муравьев благоразумно показывает нынешнее состояние Рима в сравнении с древним и возникающую славу России.

Кий: Ты умалчиваешь об его (Цесаря) преемниках: Неронах, Коммодах – о верховной власти, продаваемой более дающему. Но зри ныне сей самый Рим, столь изменившийся в собственных стенах своих, без Сената, без триумфов и в нем неизвестных иноков, попирающих спокойно прах Эмилия и Катона... и зри Россию, разливающую просвещение от моря Балтийского до вод, омывающих новый свет, воинства ее, флоты, искусства, учреждения.

Ромул: Я вижу, что каждый народ сияет поочередно на поприще вселенной и что слава, вместе с просвещением, обтекает весь земной мир“. (Главная истина доказана событием, но никто лучше не мог свидетельствовать о ней, как самые основатели царств.)

§ 157. Вот другая великая истина, в другом разговоре Муравьева „Карл XII и Святослав I“: „Нет ничего столь блестящего и превосходного, как жребий государя, составляющего блаженство народа своего просвещением, законами, умягчением нравов, возвышением сердец и разума“. В сем изображении, кажется, видим августейшего нашего монарха.

§ 158. Карл XII и Святослав I оба были только герои-завоеватели, и потому ничто столько не убеждает в сей истине, как их сожаление и раскаяние. Они видят Петра – и завидуют ему...

Святослав: Остановись, свирепый герой! Святослав с удовольствием сретает тебя, входящего в жилища блаженных. Мы имели равные склонности в живых. Тот же дух неустрашимости, который повергал тебя в опасности для снискания славы, одушевлял и меня в другое, более грубое столетие. Болгары и греки трепетали меня. Та же смерть воина постигла нас обоих на поле сражения. Печенег обошел меня в превосходных силах у порогов днепровских и сделал храбрость бесполезною. Но мертвые не стыдятся (собственные слова Святослава, сохраненные летописцем, и по ним-то чувствуем, что это говорит Святослав) и россы, бесстрашные россы оставили жизнь, но не место сражения. Ты знаешь их мужество (т. е. узнал его под Полтавою). Я горю нетерпением услышать из уст твоих о сем великом царе, твоем сопернике, который повелевает ими ныне и которого слава достигла до сих спокойных мест.

Карл: Святослав! Мы были с тобою дерзкие воины. Беспокойное желание кровопролития заблуждало нас. Петр уже не соперник мой, но победитель, но друг и великий человек. Он воюет не для того, чтобы наполнить вселенную пустым шумом и разорить несколько счастливых областей; война служит ему способом для доставления народу своему счастия, силы, просвещения. Он вводит искусства, науки, вежливость в пространный край света. Он благодетельствует поколениям, еще не рожденным, низвергая преграды, которые невежество возвысило между народом его и просвещением (мысль высокая, царская!). Он одобряет земледелие, заводит промыслы и торговлю. Собирать бесплодные венцы было моим честолюбием. Личным пристрастиям: гневу, мести, суетной славе пожертвовал я первым обетом государей – благосостоянием народа. Петр исхитил победу из рук моих твердостию. Я совершил несчастие моим упрямством. (Нельзя не поверить: это говорит сам Карл, а если Муравьев, то совершенно в его характере и духе.) Я не мог сносить мира. Беспокойство мое утомило собственных моих воинов так же, как и соседей. В сей час был я под стенами Фридрихсгаля, крепости Датской, мною осаждаемой. Роковой свинец поразил меня в висок. Завеса ниспала: я познал заблуждения свои. Теперь,
мне кажется, что один взор мой возмущает тишину сих убежищ и отъемлет
блаженство непорочных душ, которые в жизни своей составляли благополучие вселенной.

§ 159. Сие чувство раскаяния и страха, когда истина открыла глаза Карла – есть сильнейшее убеждение в той великой правде,которую также чувствует и Святослав, успокаивая его.

Святослав: Успокойся! Кто умеет так раскаиваться, как ты, не может быть недостоин сего жилища. Я поведу тебя в удел, посещаемый теми, которые прославились войной. Представлю тебя Ахиллесу и Александру Великому. (Живая, прекрасная мысль!) „Они узнают в тебе добродетели, составляющие героя. Неутомим, бесстрашен, чувствителен к одной только славе, презритель неги, великолепия, наблюдатель правосудия (вот общие черты характера Ахиллеса, Александра, Карла и самого Святослава), ты был бы украшением человеческого рода, если бы более чтил священные права его, если бы знал другую славу, кроме военной. Сии упреки, исходя из уст моих, должны тебя казаться сноснее, ибо я сам заслуживаю оные.

XVIII.