Про умного портняжку

Гримм, 114

«Не правда ли, — сказал маленький Вольфганг Гёте своей матери, когда она только что рассказала ему про умного портняжку и, закончив изящным оборотом, обещала окон­чание сказки на завтра, — не правда ли, проклятый порт­ной не получит принцессу?» И тем самым этот твердый ду­хом мальчик высказал свою жизненную проблему. Потому что Гёте всегда боролся за «принцессу» и против «портно­го».

В чем заключается ремесло портного? Портной должен разрезать ткань и снова соединить ее в целом по своему образцу и меркам, работая ножницами и иглой и в высшей степени бодрствуя, чтобы эти мерки были верны. Возникающее тогда новое целое в корне отличается от старого и есть совершенно его собственное произведение. Неудивительно, что нужно обратить внимание на портного, от него многое зависит.

А как много зависит от внутреннего портного, который непрестанно обращается к целому и, пользуясь отточенным разумом и тонкой шуткой, делает из него части, а потом снова, по своему усмотрению, соединяет кусочки в единое целое! Интеллект — это то, что образный язык называет «портным». Это тот ум, который в меньшей степени прила­гает усилия к постижению всеобъемлющего, а в большей — отважно принимается за дело в малом и сам себе «кроит как надо» познание. Там, где этот ум добивается господства в человеке, существует, конечно, опасность, что человек пре­вратится в постного, изощренного и к тому же, пожалуй, надменного малого, так как легко загордиться от того, что режешь на кусочки целое и снова соединяешь их по своему усмотрению. Другой портняжка из сказки может сказать:

«Семерых одним ударом», хотя это только мухи, Гёте ни­когда не мог выносить этого портного. Там, где он все-таки включает себя во внутренний коллектив, он пребывает на своем месте, и мы можем хорошо его использовать.

Наша сказка рассказывает:

«Жила-была некогда принцесса, и очень уж была она гор­дая: придет к ней, бывало, жених, и начнет она загадывать ему загадки; а если он их не разгадает, то посмеется она над ним и прочь прогонит. И велела она объявить, что кто за­гадку ее разгадает; то за того она и замуж выйдет: пусть, мол, приходит к ней всякий, кто пожелает. Вот наконец и нашлось трое портных; двое старших считали, что они мас­тера большие, дело свое знают, и тут тоже, пожалуй, про­маха не дадут. А третий из них был человек на вид неказис­тый и порядочный растяпа, да и в ремесле своем не искус­ник, но он думал, что в этом деле выйдет ему счастье, а то откуда же не взяться-то счастью? Вот и говорят ему двое старших:

— Да оставайся ты лучше дома, а то со своим-то умиш­ком недалече ты двинешься.

Но портняжка сбить себя с толку не дал и ответил, что он готов головой ручаться, что с этим делом он управится; и вот он смело двинулся в путь-дорогу, точно весь свет ему принадлежал.

Вот явились они втроем к принцессе и объявили, чтобы задавала она им свои загадки — люди, мол, пришли толко­вые да опытные, и разум у них такой тонкий, что в иголь­ное ушко продеть можно.

И говорит им принцесса:

— Есть у меня на голове два разноцветных волоса, — так какого же они цвета?

— Если в этом вся загадка, — сказал первый портной, — то вот тебе и разгадка: один черный, другой белый, как о сукне говорится — черное с крапинкой.

И ответила принцесса:

— Ты разгадал неверно, пусть отвечает второй.

И ответил тогда второй:

— Уж если не черный и не белый, то каштановый и ры­жий — точь-в-точь как у моего батюшки праздничный сюртук.

— И ты разгадал неверно, — сказала принцесса, — пусть отвечает третий, этот, я вижу, знает наверно.

Вот выступил смело портняжка и говорит:

— У принцессы на голове одни волос серебряный, а дру­гой золотой — вот какого они цвета!

Услыхала это принцесса, побледнела от страха, чуть было без чувств не упала, оттого что портняжка верно разгадал. А была она твердо уверена, что ни одному человеку на свете той загадки не разгадать».

В нашей сказке портняжка оказывается перед принцес­сой, но и здесь он ни в коем случае не отличается робостью. Он очень хорошо знает, что она имеет дело не только с повседневностью, но что тут всегда светит что-то от двух миров, которые соответствуют друг другу, как Солнце и Лупа, как золото и серебро. У принцессы, ищущей себе женихов с помощью высокомерных вопросов, есть по воло­су от каждого из двух. Она должна побороться с портняж­кой, а в конце концов все-таки стать его женой.

«Пришла она в себя и говорит:

— Того, что ты разгадал; еще мало, чтобы пошла я за тебя замуж; ты должен будешь выполнять еще другое. Ле­жит у меня внизу в сарае медведь, вот ты и проведи с ним целую ночь; а когда я утром встану и увижу, что ты жив, тогда ты на мне и женишься.

Она думала таким образом отделаться от портняжки — ведь не было еще такого человека, который, попав в лапы к медведю, жив бы остался. Но портняжка не испугался, он охотно согласился и сказал:

- Смело задумано — полдела сделано».

Второе задание портняжке уже более значительно — спра­виться в сарае с медведем. Медведь, как неуклюжее четве­роногое, ступает тяжело, неловко, но может, несмотря на это, стоять прямо, как двуногий, до удивления напоминая человека, и даже танцевать. Он — это образ той притуплен­ности и тяжести, которая стремится, вероятно, к силе вы­прямления и хотела бы стать легче и подвижнее, но всегда тянет человека вниз. Она исключительно сильна, эта земная тяжесть, иногда присутствует вкупе с определенным добродушием и может в положительном смысле обозначать оседлость и упорство, равно как и определенную земную устойчивость. В этом смысле медведя охотно изображали на гербах. Если же эта устойчивость, твердость превращает­ся в деятельность и добивается своего с жаркой страстностью, то тогда медведь становится опасен.

«Вот наступил вечер, и привели моего портняжку к мед­ведю. Медведь уж собрался кинуться на маленького чело­вечка и поздороваться с ним хорошенько своей лапой.

— Эй ты, потише, потише, — сказал портняжка, — я уж тебя успокою, — и он достал преспокойно из кармана грец­ких орехов, раскусил их и начал есть. Увидел это медведь, захотелось ему тех орехов отведать. Полез портняжка в кар­ман и подал ему ихцелую пригоршню; но были то не орехи, а камешки. Сунул медведь их в пасть, принялся грызть — грызет, а разгрызть никак не может. ‘‘Эх, — подумал он, — что это я за такой глупый болван, и орехов-то разгрызть не умею”, и говорит он портняжке:

— Послушай, разгрызика ты мне орехи.

— Вот ты каков, — молвил портняжка, — пасть-то у тебя вон какая большая, а маленького орешка разгрызть не умеешь!

Взял он камень, но вместо него сунул себе в рот орех, и — щелк! — тот раскололся.

— Надо будет еще раз попробовать, — сказал медведь — вижу я, дело оно такое, что и я, пожалуй, сумею.

И дал портняжка ему снова камней. Стал медведь над ними работать, грызть изо всех сил. Но ты ведь тоже не поверишь, что он их разгрыз».

Вопрос стоит так: что сильнее — интеллект или тупость и тяжесть? Как портной справится с медведем? Мы ведь зна­ем, что значит «колоть орехи», нам известны и орехи, напо­минающие голову. Грецкий орех дал образ. Голова, в кото­рой, как ядро ореха в скорлупке, расположен мозг, — это твердый орешек. Портной «колет орехи» — это значит, ин­теллект решает мыслительные задачи. Тупая инертность, работающая в глубине, должна научиться этому. Портной показывает медведю, что тот не может отличать орехи от камней, то есть хорошие, настоящие мысли от неплодотвор­ных и материалистических, и он дает этому тяжелому на подъем малому занятие доставить из камней не существую­щее в них ядро. И это занятие порождает подвижность.

«Тут вытащил портняжка из-под полы скрипку и начал на ней наигрывать. Услыхал медведь музыку, не мог удер­жаться, начал плясать. Проплясал он немного, и это ему так понравилось, что он спросил портняжку:

— Послушай, а трудно ли играть на скрипке?

— Да совсем легко, вот смотри: сюда кладу я пальцы левой руки, а правой смычком вожу, и вот оно как весело получается: гоп-гоп-гоп, тра-ля-ля-ля!

— Вот так бы играть на скрипке, — сказал медведь, — и мне бы хотелось, можно было бы плясать, когда придет охота. Научи ты меня играть! Что ты на это скажешь?

— С большим удовольствием, если есть у тебя к тому способности. Ну-ка, покажи мне своп лапы. Э, да они у тебя слишком длинные, надо будет когти немного пообрезать.

И вот он принес тиски, а медведь и положил в них свои лапы; тут портняжка и ну их закручивать, да как можно крепче, и говорит:

— Теперь подожди, пока я принесу ножницы, — и, оста­вив медведя реветь сколько ему влезет, лег в углу на соло­му и уснул».

Если же интеллект становится еще и мусическим (портной играет на скрипке) и действует искусством гармонизи­рующе, то тяжесть в конечном итоге преодолевается, мед­ведь танцует и сам хочет стать мусическим. В любом случае портняжка овладевает им.

«Услыхала вечером принцесса, как ревет медведь, и под­умала, что ревет он от радости, покончив с портным. Встала она наутро беззаботная и довольная, но глянула в сарай, видит — стоит портняжка, весел и здоров, рядом с медве­дем и чувствует себя точно рыба в воде. Что тут было ей сказать? Ведь в присутствии всех она дала ему обещание. Велел тогда король подать карету, и должна была принцес­са отправиться вместе с портняжкой в кирху и с ним обвен­чаться. Только они сели в карету, а те двое портных стали завидовать счастью своего приятеля; и было у них сердце злое, вошли они в сарай и освободили медведя из тисков. В ярости кинулся медведь вслед за каретой. Услыхала при­нцесса, что медведь сопит да ревет, стало ей страшно, и она закричала:

— Ах, это гонится за нами медведь, он хочет тебя ута­щить!

Тут мой портной быстро смекнул, что ему делать: встал он на голову, высунул ноги в окно кареты и закричал:

— Видишь тиски? Если ты не уберешься подобру-поздо­рову, то попадешь в них опять!

Как увидел это медведь, повернулся и убежал прочь. А портняжка мой поехал себе преспокойно в кирху и обвен­чался с принцессой, и жил он с ней счастливо, точно жаво­ронок полевой.

А кто сказке моей не верит, пусть талер дает живей!».

Как бы ни хотела гордая королевна быть высоко, теперь она должна признать портного. Интеллект доказал себя на деле, она может пронизать его душевным, это значит, при­нцесса может сыграть свадьбу с портным. Но на заднем плане еще двое других портных, которые завидуют третьему из-за его способностей (мы знаем из различных сказок троих под­мастерье или братьев и знаем, как часто они чинят препят­ствия их брату, делающему успехи). Они виноваты в том, что медвежья тупость еще раз хотела бы применить грубую силу. Но портной умеет помочь себе, он может встать на голову. Иеронимус Герцогенбуш, прозванный Босхом, ве­ликий художник символов, часто показывает в своих карти­нах стойку на голове. Она означает полнейшее переворачи­вание. Речь идет о том, чтобы иметь свои корни не только внизу на падежной почве фактов, но при случае и наверху в высшем мире. Если интеллект стал подвижным, так что он владеет этим «внизу и вверху», то медвежья тупость и тя­жесть навсегда преодолены, и ничто больше не мешает свадь­бе.