Госпожа Метелица

Гримм, 24

«Было у одной вдовы две дочери; одна была красивая и работящая, а другая - уродливая и ленивая. Но мать боль­ше любила уродливую и ленивую, потому что та была ее родной дочерью, а другой приходилось исполнять всякую работу и быть в доме золушкой».

Женские персонажи являются образами для души и ду­шевных сущностных сил. Когда не существует больше жи­вой связи с духовно-мужским, и душа ориентирована на себя саму, тогда она походит на вдову. Если она называется ма­чехой — суровой, грубой матерью, то это значит, что она сама не жива более для духа, а стала материалистической, отдала себя во власть одному только чувственному миру.

Но любая душа отличается многосторонностью. Юные сущностные силы возникают из старых, проходят свой путь становления, имеют свою цель: это «дочери». Одна, родствен­ная в большей степени духу-отцу, подвижна и работяща, другая, родственная мачехе, пассивна и ленива. И в соот­ветствии с этим одна открыта благородному: красивая, а другая — силам ненависти: уродливая.

«Бедная девушка должна была каждый день сидеть на улице у колодца и прясть пряжу, да так много, что от рабо­ты у нее кровь выступала на пальцах.

И вот случилось однажды, что все веретено залилось кровью. Тогда девушка нагнулась к колодцу, чтобы его об­мыть, но веретено выскочило у нее из рук и упало в воду. Она заплакала, побежала к мачехе и рассказала ей про свое горе.

Стала мачеха ее сильно бранить и была такою жестокой, что сказала:

— Раз ты веретено уронила, то сумей его и назад достать.

Вернулась девушка к колодцу и не знала, что ей теперь и делать; и вот прыгнула она с перепугу в колодец, чтоб до­стать веретено».

Прядение издревле служит символом для мышления. Мы говорим: «потерять нить», «нить логики». «Сидеть на ули­це и прясти» означает, что это мышление перестало быть лелеемым в тишине привычным занятием и не имеет более дела с тайнами духа, а обращено, так сказать, публично и обще к проявлениям чувственного мира. Но именно там присутствует и творческая, созидательная глубина, имею­щее таинственный исток душевное переживание — колодец.

Если мы мыслим так интенсивно, что даже «кровь высту­пает», то мы должны окунуть наши мысли в «очищающий источник» (отмыть веретено). Но в конечном итоге человек не властвует больше над своими размышлениями, они ус­кользают от него. Мышление и содержание мыслей работя­щей дочери — духовного рода, а духовное тянет в «глуби­ну». Веретено тонет в колодце. Мачеха, представительница материального чувственного мира, не может помочь в этом случае, напротив, ее твердость, жестокость дают толчок к еще большему углублению: нужно решиться далее на прыжок в глубину. Прошлые мысли больше не имеют там силы: веретено исчезло. Происходит новое пробуждение на Дру­гом уровне.

«И стало ей дурно, но когда она опять очнулась, то уви­дела, что находится на прекрасном лугу, и светит над ним солнце, и растут на нем тысячи разных цветов. Она пошла по лугу дальше и пришла к печи, и было в ней полным - полно хлеба, и хлеб кричал:

— Ах, вытащи меня, вытащи, а не то я сгорю — я давно уж испекся!

Тогда она подошла и вытащила лопатой все хлебы один за другим».

Другой уровень предстает перед внутренним взором в виде зеленеющего, цветущего луга. Из предметного чувственно­го мира девушка вступила в сферу непрестанного роста и всходящего становления. Перед ней встают требования и испытания. В чувственном мире хлеб является самой важной пищей для тела, в мире сущностей речь идет о важнейшей пище души, а это духовное познание.

Мы пришли на землю, чтобы познать Бога, говорит хрис­тианское поучение. Духовное познание — это «хлеб» для души.

Плита, печка и печь для приготовления пищи — это хра­нители тепла в доме. Центр, в котором сосредоточено тепло в доме тела, — это сердце, в сновидениях и в сказках оно часто выступает в виде печи. Там, хочет поведать сказка, в центре внутреннего сердечного тепла, ты приобрела духов­ное познание, в то время как на другой стороне твоего су­щества происходил процесс мышления, прядения. Но те­перь ты должна приняться за дело, использовать свою волю, чтобы пролить свет на это познание; и привыкшая к труду девушка достает хлеб на свет.

«Пошла она дальше и пришла к дереву, и было на нем полным-полно яблок, и сказало ей дерево:

— Ах, отряхни меня, отряхни, мои яблоки давно уж пос­пели!

Она начала трясти дерево, и посыпались, словно дождь, яблоки наземь, и она трясла яблоню до тех пор, пока не осталось на ней ни одного яблока. Сложила она яблоки в кучу и пошла дальше».

Древнее ясновидение, к которому восходят сказки, виде­ло в этом образе растущую в человеке вверх спинномозго­вую нервную систему, которая напоминает дерево. И там мы тоже приобретаем познание, но оно отличается от того, что в сердце. Плод дерева, яблоко, становится символом грехопадения, как плод с древа познания добра и зла. На­ступает пора собирать урожай.

«Пришла она к избушке и увидела в окошке старуху, и были у той такие большие зубы, что стало ей страшно, и она хотела было убежать, но старуха крикнула ей вслед:

— Милое дитятко, ты чего боишься! Оставайся у меня. Если ты будешь хорошо исполнять у меня в доме всякую работу, тебе будет хорошо. Только смотри, стели как следу­ет мне постель и старательно взбивай перину, чтобы перья взлетали, и будет тогда во всем свете идти снег; я — госпо­жа Метелица».

Без сомнения, госпожа Метелица была когда-то одним из трех материнских божеств, почитавшихся с древнейших вре­мен существования кельтской культуры. Возможно, она со­ответствовала матери-земле. В некоторых местностях ее рас­сматривали как последнее напоминание о прелестной Фрее, прекраснейшей из дочерей богов из рода ванов, лучезарных божеств древности. В образе госпожи Хульды заботится она о дарах полей, и во владениях ее стоит дерево, сбрасываю­щее, когда его трясут, серебро и золото. Позднее ее считали основательницей прядения. Для человека ранних времен эта работа руки протекала вместе с мыслительной деятельностью головы, что и отражено в языке. Госпожа Хульда стала пок­ровительницей прядения, поощряла работящих и порицала ленивых. А когда ее перестали видеть разъезжающей по стра­не и посылающей благословения, то ее видели все-таки в ее владениях, ставших темными, как таинственная пещера, и назвали ее госпожа Холле (*Hoehle — по-нем. «пещера». В русском же переводе — госпожа Метелица. — Прим.перев.). Тот, кто переходил границу, отделявшую посюстороннее от потустороннего — а это про­исходило в древние времена постоянно, — тот переживал эту управляющую судьбами силу.

«Так как старуха обошлась с нею ласково, то на сердце у девушки стало легче, и она согласилась остаться и посту­пить к госпоже Метелице в работницы. Она старалась во всем угождать старухе и всякий раз так сильно взбивала ей перину, что перья взлетали кругом, словно снежинки; и потому девушке жилось у нее хорошо, и она никогда не слышала от нее дурного слова, а вареного и жареного каждый день было у ней вдосталь.

Так прожила она некоторое время у госпожи Метелицы, да вдруг запечалилась, и поначалу сама не знала, чего ей не хватает; по наконец она поняла, что тоскует по родному дому, и, хотя ей было здесь в тысячу раз лучше, чем там, все лее она стремилась домой. Наконец она сказала старухе:

— Я истосковалась по родимому дому, и хотя мне так хорошо здесь под землей, но дольше оставаться я не могу, мне хочется вернуться наверх — к своим.

Госпожа Метелица сказала:

-- Мне нравится, что тебя тянет домой, и так как ты мне хорошо и прилежно служила, то я сама провожу тебя туда.

— Она взяла ее за руку и привела к большим воротам.

Открылись ворота, и, когда девушка оказалась под ними, вдруг пошел сильный золотой дождь, и все золото осталось на ней, так что вся она была сплошь покрыта золотом.

— Это тебе за то, что ты так прилежно работала, — ска­зала госпожа Метелица и вернула ей также и веретено, упав­шее в колодец. Вот закрылись за ней ворота, и очутилась девушка опять наверху, на земле, и совсем недалеко от дома своей мачехи. И только она вошла во двор, запел петух, он как раз сидел на колодце:

— Ку-ка-ре-ку!

Наша девица златая тут как тут.

И вошла она прямо в дом к мачехе; и, оттого что была она вся золотом покрыта, ее приняли и мачеха, и сводная сестра ласково».

«Погода такова, каковы люди», — можно и сегодня еще услышать. Согласно древним воззрениям, между душевным миром человека и стихийными процессами природы сущес­твовала непосредственная связь. Души, должным образом выполняющие свое предназначение и выдерживающие испытания, как наша работящая дочь, не нарушают гармонию природы, а включаются в нее и участвуют в ее созидатель­ном процессе.

Можно, однако, рассматривать образ снега и с другой точки зрения: чистые снежные кристаллы в их бесчислен­ных формах в виде звезд, падающих сверху на землю и покрывающих ее яркой белизной, — разве не могут они стать для нас символом благородных, чистых сил высшего мира? Сказка хочет, конечно же, указать на то, что душа, которая всегда правильно прядет жизненную нить и выпол­нила положенную ей меру хороших мыслей, принимает учас­тие в этом процессе. Слова госпожи Метелицы: «Мне нра­вится, что тебя тянет домой» показывают нам, что она при­надлежит к прогрессивным добрым силам. Потому что жизнь в земном мире является подготовкой для жизни в мире вы­сшем, а то, что доведено до конца и потустороннем мире, оказывает влияние на посюсторонний. При переходе из ду­ховного мира в чувственный — девушка стоит под воротами - она получает в дар богатство спиритуального опыта и преображения: золото мудрости падает на нее дождем, и это есть мудрость, которую невозможно потерять. Госпожа Метелица возвращает ей веретено, окровавленным упавшее в колодец: теперь может начаться очищенное новое мышле­ние. Девушку, возвратившуюся домой с полученным золо­том, встречают хорошо, потому что это идет на пользу все­му, что не пережило изменения.

Ленивая дочь хочет добиться того, что получила благода­ря мышлению работящая. Она не может добыть духовного познания (хлеба) ни с помощью сердечных сил, которые никогда не были у нее подвижны, ни через различение до­бра и зла (у нее нет яблок), потому что добро было ей чуж­до. Она не может включить себя в сверхчувственный мир и его порядок, ведь она из-за своей лени уже не включила себя в порядок чувственного мира. Госпожа сверхчувствен­ного мира должна изгнать ее. Награда ей — смола. Она не получает назад веретено. Тот, кто хочет добыть себе золото мудрости, не очистившись, не изменившись, погружает свою сущность во тьму, во мрак, он становится беднее, чем был прежде. И это омрачение остается ему в удел.

«Рассказала девушка все, что с ней приключилось. Как услыхала мачеха о том, как достигла она такого большого богатства, захотелось ей добыть такого же счастья и для своей уродливой, ленивой дочери.

И она посадила ее у колодца прясть пряжу; а чтобы вере­тено было у нее тоже в крови, девушка уколола себе палец, сунув руку в густой терновник, а потом кинула веретено в колодец, а сама прыгнула вслед за ним.

Попала она, как и ее сестра, на прекрасный луг и пошла той же тропинкой дальше. Подошла она к печи, а хлеб опять как закричит:

— Ах, вытащи меня, вытащи, а не то я сгорю — я давно уж испекся /

Но ленивица на это ответила:

— Да что мне за охота пачкаться! — и пошла дальше.

Подошла она вскоре к яблоне; и заговорила яблоня:

— Ах, отряхни меня, отряхни, мои яблоки давно уж пос­пели!

Но ответила она яблоне:

— Еще чего захотела, ведь яблоко может упасть мне на голову! — и двинулась дальше.

Когда она подошла к дому госпожи Метелицы, не было у нее никакого страха — она ведь уже слышала про ее боль­шие зубы, — и она тотчас нанялась к ней в работницы. В первый день она старалась, была в работе прилежная и слу­шалась госпожу Метелицу, когда та ей что поручала, — она все думала о золоте, которое та ей подарит. Но на второй день стала она полениваться, на третий и того больше, а потом и вовсе не захотела вставать рано утром. Она не стла­ла госпоже Метелице постель как следует и не взбивала ей перины так, чтобы перья взлетали вверх. Это наконец госпоже Метелице надоело и, она отказала ей в работе. Лени­вица очень этому обрадовалась, думая, что теперь-то и по­сыплется на нее золотой дождь.

Госпожа Метелица повела ее тоже к воротам, но когда она стояла под ними, то вместо золота опрокинулся на нее полный котел смолы.

— Это тебе в награду за твою работу, — сказала госпожа Метелица и закрыла за ней ворота.

Вернулась ленивица домой вся в смоле; и как увидел ее петух, сидевший на колодце, так и запел:

— Ку-ка-ре-ку!

Наша девушка-грязнуха тут как тут.

А смола на ней так на всю жизнь и осталась, и не смыть ее было до самой смерти».

Является ли здесь кукарекающий петух, приветствующий обеих девушек, провозвестником дня, и было ли то, что произошло, пережито ночью? Этот мир, в котором низ и верх одно, который не знает ни пространства, ни времени, - его мы переживаем во сне. До нас дошли бесчисленные свидетельства того, как люди на духовном уровне оказыва­лись уведенными в элементарный мир. Они думали, что на протяжении долгих лет они находились в услужении у карликов, пребывали в блаженном наслаждении у эльфов и прекрасных лесных нимф или у госпожи Метелицы, а для окружавших их людей это были лишь часы илидни их не­коей отрешенности. Сказка допускает и эту возможность.

Но человек есть одновременно член человечества и мира, и поэтому здесь могут находить свое отражение еще более глубокие отношения на уровне судеб, судьбы, выходящие за рамки одной земной жизни.

Вступление в сверхчувственный мир, где к душе подсту­пает опыт земной жизни, и где происходит своего рода суд, и наконец возвращение в чувственный мир с благословени­ем или грузом последствий этого суда, — все это также указывает на перевоплощение человека.

Знание о реинкарнации человека было общим достояни­ем кельто-германских народов; Юлий Цезарь, Диодор Си­цилийский свидетельствуют об этом. Это знание не пришло в упадок, как на Дальнем Востоке, где реинкарнация была низведена до простого переселения душ. В Европе, однако, это знание ушло на какое-то время, человек должен был всеми своими силами обратиться к материальному чувствен­ному миру. В некоторых сказках сохранились отзвуки этого древнего знания.

Если мы будем таким образом рассматривать нашу сказ­ку о госпоже Метелице, то петух выступит не только как провозвестник дня, он станет скорее символом инстинктив­ного Эго. Его крик указывает на заново пробуждающееся для этой жизни Я и на определение направления развития судьбы: быть человеком, одаренным мудростью, или неудач­ником. (В немецком тексте игра слов: неудачник — Pechvogel, дословно: «пти­ца, покрытая смолой» — Прим. перев.).