Отрывок из романа «шерстинка дьявола. Неизвестная рукопись доктора Ватсона, обнаруженная и опубликованная мистером джорджем хэвистоком»

(Перевел отрывок Борис Болдин)

— Что это такое, Холмс? — спросил я, раз­глядывая книжицу, лежавшую на углу наше­го обеденного стола. — Неужели вы под ста­рость лет увлеклись поэзией?

На книжице значилось: «Томас Стернз Элиот. Пруфрок и другие наблюдения». Про­листав книжицу, я обнаружил, что она сплошь состоит из стихотворений на английском и французском языках. Это была поэзия того типа— «новая», или «экспериментальная», которую я не очень понимал и воспринимал. И тем более удивительно было обнаружить та­кие стихи у моего друга, да еще с теплой над­писью автора: «Шерлоку Холмсу на добрую память. Большой Том».

Холмс не сразу ответил мне. Он, в глубо­кой задумчивости, созерцал языки пламени в камине. Была зима 1917-1918 годов, холод­ная и суровая зима. И Лондон в целом жил суровой и мрачноватой жизнью военного вре­мени. Ощущение, что победа близится, дела­лось все отчетливее, но Германия еще была сильна, на многих фронтах шли жесточайшие бои, каждый день газеты печатали длинные списки павших на поле боя.

К тому же эта война велась такими метода­ми, которые раньше не могли бы привидеться человечеству и в кошмарном сне. Авиация, сбрасывающая бомбы, отравляющие газы, под­водные лодки, несущие незримую и беспощад­ную смерть огромным кораблям... Я вполне понимал Холмса, который, на время вернув­шись в Лондон, подолгу просиживал перед жарким, ярко пылающим камином: камин и пространство вокруг него были тем островком тепла и уюта, который возвращал нас мысля­ми к прежним временам и заставлял верить, что жизнь наладится, что все будет хорошо.

— А?..— откликнулся наконец Холмс.— Эта книжица?.. Не обращайте внимания, до­рогой Ватсон, не обращайте внимания. Эту книжицу преподнес мне очень толковый моло­дой человек. Да, очень, очень толковый.

Толковый?.. — усомнился я. — Позволь­те, Холмс, но... — и я процитировал: — «Пол­ночь трясет мою память, как сумасшедший — мертвую герань...» Вы хотите сказать, что это — толково?

По-моему, совсем ничего, — отозвался Мой друг, беря кочергу, чтобы пошевелить дро­ва в камине. — Если к этому подобрать краси­вую музыку, то получится очень неплохая ария... Я бы сделал эту арию от лица кошки — такой вот несчастной, всеми заброшенной кош­ки под дождем... Это бы прозвучало... Можете мне поверить — я ведь хорошо знаю оперу и ее законы. И вообще, если сделать легкую, но при этом не без драматизма, сказочную оперу, в которой всеми персонажами были бы кошки... А? По-моему, неплохая идея. Неожиданно и свежо. Я ему так и сказал...

Да, если переложить эти стихи в виде кошачьих воплей — было бы вполне... — Я не знал, шутит мой друг или говорит всерьез, но не мог удержаться от насмешки.

Не обижайте кошек, — задумчиво прого­ворил Холмс. — Они — хорошие существа. Кстати, этот мистер Элиот — любитель кошек. Благодаря его кошке мы и познакомились. Она стала приходить ко мне и с огромным удоволь­ствием слушать мою игру на скрипке... Знаю, знаю, вы собираетесь возразить, что я давно не играю на скрипке, так я вам отвечу, что иг­раю — в ваше отсутствие. Мне известно, что моя игра несколько вас... гм... нервирует. Но у кошки оказалось больше музыкального слуха, чем у вас. Я стал вознаграждать благодарную слушательницу, а потом познакомился и с ее хозяином.

Так только ради этой «музыкальной» кошки...

Не только, дорогой Ватсон, не только. И не закавычивайте интонацией слово «музы­кальный». Я признателен ей за то, что она це­нит мои скромные способности. И я вам уже сказал, что мистер Элиот — очень толковый молодой человек. Он — крупный банковский работник, у него четкий и ясный логический ум, он умеет за цифрами видеть целое. Если он решит бросить банковское дело ради поэзии, то и в поэзии далеко пойдет, с его разумностью и чувством цели. Уверяю вас, тогда он быстро отбросит все свои новомодные выверты и сде­лает нечто действительно достойное музыкаль­ного театра — я имею в виду того великого му­зыкального театра, в лучших его проявлени­ях, который мы с вами еще помним... Но неважно. Дело сейчас не в этом. Дело в том, — Холмс встал и стал искать свою трубку, — что только что мистер Элиот был у меня. И обратился он ко мне именно как банковский работ­ник. Причем имея полномочия обратиться ко мне от совета директоров своего банка — бан­ка Ллойда.

Банка Ллойда?! Такие стихи — и такой уважаемый банк, один из крупнейших в Бри­танской империи...

Спокойней, Ватсон, спокойней. Сколько можно вам твердить, что этот молодой человек совсем не так прост, как кажется... В общем, ко мне обратились с просьбой взяться за одно расследование. Вы знаете, я давно не практи­кую как частный детектив, но тут дело столь серьезное и так много поставлено на карту, что, право, я в сомнении, не стоит ли мне согла­ситься. В конце концов, возможно, от моего согласия будет зависеть не только благополу­чие, но и жизнь очень достойных людей. Имею ли я право этим пренебречь?

Нолчэгда, Холмс... — я запнулся... — А в чем дело, если не секрет?

От вас, Ватсон, у меня секретов нет. Ска­жите, вы следите за тем, что происходит сей­час в России?

Признаться, не очень. Знаю, что там сму­та, несколько переворотов один за другим, стра­на вроде бы на грани гражданской войны...

Вот именно! И ситуация даже еще хуже, чем вы описываете. В этой ситуации банк Ллойда решил свернуть свою деятельность в России, чтобы не понести в будущем еще больших убытков. Но эмиссар банка, направлен­ный для закрытия отделений, собирания в одни руки всего капитала, который можно выз­волить, и перевода этого капитала назад в Ан­глию, исчез.

И вас просят отправиться в Россию, что­бы его найти? Но это безумие!

Скорей всего, в Россию ехать не придет­ся. В роли эмиссара выступил молодой лорд Стейплз. Очень порядочный молодой человек, но не без авантюрной жилки. Достаточно ска­зать, что всю войну он провел в британской разведке и с блеском выполнил "несколько опасных заданий в тылу врага. И еще одно. Лорд холост и бездетен, и в случае его смерти все его состояние отходит к отдаленному род­ственнику, некоему Перси Бивену. Сэр Пер­си — известный игрок, давно запутавшийся в долгах. И вообще, человек, которого многие характеризуют как негодяя, жестокого и спо­собного на подлость. А вам давно известно, что я не доверяю потенциальным наследни­кам с подобными характеристиками. Поэто­му прежде всего нам надо будет установить, покинул ли вообще лорд Стейплз пределы Англии, отбывая со своей сугубо секретной миссией. И это еще не все. Есть и другие, бо­лее важные обстоятельства... — но тут Холмс, подошедший к окну, осекся. — О! Возвраща­ется мистер Элиот! Вот вы с ним и познакоми­тесь».

...Я решил перевести начало романа, толь­ко что вышедшего и мной полученного (мис­тер Флетчер прислал из Англии и заодно сооб­щил в письме, что назначен день его свадьбы с мисс Сьюзен Форстер, и он высылает нам при­глашения, потому что обязательно хочет ви­деть нас среди гостей), чтобы вы увидели, на­сколько точно я угадал, о чем будет писать «чудак-профессор» — которого, как мы теперь знаем, зовут Джордж Хэвисток. Я еще не до­читал до конца, но вроде у этого Джорджа Хэ-в%стока ничего получилось, хотя Россию он иногда описывает довольно смешно и наивно. Если роман до конца будет на нормальном уровне, то, может, я напрягусь и переведу его целиком — хотя никогда в жизни не перево­дил, и даже с этим маленьким кусочком тек­ста невесть сколько промучился.

Шофера трейлера, Виталия Данилова, так пока и не нашли, а вот Поплавского поймали. От него узнали приблизительно то, что и так уже было известно полиции: после целой це­почки провалов Поплавский и Данилов полу­чили распоряжение разыграть запасной вари­ант. Главная цель — установить, нет ли за ними слежки: то есть насколько близко подобралась полиция к организации в целом. Поэтому Да­нилов проехался по «подозрительному» марш­руту через Швецию в Германию, а в Швеции встретился с Поплавским, который передал ему сверток со старыми газетами. За короткое время встречи им удалось убедиться, что они нахо­дятся под пристальным наблюдением. Поплавский немедленно исчез, Данилов исчез чуть поз­же. Сверток с газетами Данилов -благополучно отправил за борт в первый же час после отплы­тия теплохода, улучив тихую минутку. Потом он всем своим поведением создал видимость, что передал «посылку» кому-то из пассажиров. Ес­тественно, Интерпол и полицейские службы всех заинтересованных стран занялись провер­кой пассажиров, в то время как бриллианты и финансовые документы о нелегальных сделках находились у второго помощника капитана из­начально, заранее пронесенные на «Иван Суса­нин». Преступники правильно рассчитали, что в этой ситуации в последнюю очередь надума­ют тщательно проверять экипаж. Второй по­мощник должен был сориентироваться по об­стоятельствам: или переправить «посылку» на берег в конце «нашего» рейса, или, если вокруг теплохода будет слишком много суеты и дело будет пахнуть жареным, не прикасаться к по­сылке, а переправить ее во время следующего рейса в Лондон, когда «Иван Сусанин» будет вне подозрений и к нему будут относиться как к обычному туристскому теплоходу. Овчинка выделки стоила, и следовало проявить терпе­ние, учитывая, о каких огромных суммах идет речь. Помощник, увидев бдительность полиции и таможни, выбрал второй вариант. Ну, а даль­ше вы знаете...

Естественно, «лондонскую» часть банды контрабандистов тоже арестовали, имея на ру­ках показания Поплавского и второго помощ­ника.

Вот, пожалуй, и все.

С огромным приветом ваш Борис Болдин.