Лекция 1. Введение. Зарождение институционализма. Методология институциональной экономики 5 страница

г- 85

чтобы платил кто-то другой, а он лишь наслаждался плодами».

83 Ibid., 3.

84 Ibid., 5.

Олсон М. (1995), Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп, М.: Издательство ФЭИ, с. 19.

Иными словами, без дополнительных стимулирующих механизмов частное пре­доставление общественных благ если и не становится невозможным во всех случаях, то приобретает характер случайного события, вероятность осуществ­ления которого, при прочих равных условиях, крайне невелика.

С другой стороны, общество заинтересовано в производстве общественных благ, важнейшими из которых являются спецификация и защита прав собствен­ности. Более того, наличие этих благ является ключевым условием существова­ния экономики, основанной на таких институтах, как рынок или частная собст­венность. В противном случае издержки частной спецификации и защиты прав собственности могут оказаться запретительно высокими для многих индивидов, а остальные вынуждены будут инвестировать значительные ресурсы в обеспе­чение исключительности доступа к своей собственности.

Кроме того, режим, при котором права собственности специфицируются и под­держиваются исключительно частным порядком весьма нестабилен, и эта не­стабильность возрастает прямо пропорционально развитию технологии произ­водства оружия. Осознание экономическими агентами, действующим в таком обществе, шаткости существующего порядка и вытекающей из него угрозы для своей собственности приведет к сокращению у них экономических горизонтов планирования и росту индивидуальной ставки дисконтирования будущих дохо­дов, подрывая, таким образом, стимулы к осуществлению не только долгосроч­ных, но и среднесрочных инвестиций.

Таким образом, государство, в определенном смысле, явление весьма парадок­сальное, так как ключевые, основополагающие институты современного гос­подствующего экономического порядка - рынок и частная собственность - фак­тически оказываются нежизнеспособными без механизмов, основывающихся на прямо противоположных принципах. Отсутствие, либо недостаточное произ­водство общественных благ может привести общество, основанное на принци­пах частной собственности, к ситуации, напоминающей положение вещей на планете Плюк в галактике Кин-дза-дза, где спецификация и защита прав собст­венности связана для большинства граждан с запретительно высокими издерж­ками, поэтому большинство необходимых атрибутов современного общества фактически отсутствует.

Рассматривая государство как агентство по производству общественных благ, необходимо обратить внимание на две вещи. Во-первых, государство может как самостоятельно производить общественные блага (например, такие блага как оборона от внешней агрессии или установление единых общегосударственных стандартов), так и финансировать их производство частными структурами (на­пример, строительство автомобильных дорог или утилизация мусора). И в том и в другом случае государство берет на себя расходы, связанные с производством общественных благ.

Во-вторых, практически все производимые государством общественные блага можно свести к спецификации и защите прав собственности и свободы. Это ка­сается и тех благ, которые, на первый взгляд, не имеют к спецификации и защи­те прав никакого отношения. В частности, предоставление в необходимом об­ществу объеме такого блага, как «равномерное распределение доходов» влияет на стимулы наименее обеспеченных членов общества, уменьшая их склонность к совершению преступлений. Это приводит к снижению уровня преступности в обществе и, таким образом, сокращению частных и общественных расходов на

защиту прав собственности и свободы. Другой пример - общественное благо под названием «средний уровень образования членов общества». Как показы­вают эмпирические исследования, склонность индивидов к участию в противо­правных действиях сокращается по мере роста их образовательного уровня. Этот факт объясняется, во-первых, тем, что ожидаемый уровень доходов инди­вида напрямую зависит от уровня его образования, а во-вторых, тем, что увели­чение образованности изменяет предпочтения индивидов, увеличивая для них нематериальные издержки совершения преступлений.

П

роизводство и защита правил как общественное благо. Го­сударство специфицирует и защищает права собственности и свободы путем создания и поддержания системы формальных правил. О том, на­сколько установленные государством формальные правила соответствуют эко­номическим интересам общества, речь пойдет ниже. В этом же разделе мы ос­тановимся на общественном характере этого блага.

Что касается формальных правил (также, впрочем, как и неформальных) обще­ственный характер этого блага фактически означает их принятие всеми или, по крайней мере, подавляющим большинством членов общества. По словам Д. Норта, «институты - это «правила игры» в обществе, или, выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми... они задают структуру человеческого взаи­модействия - будь то в политике, социальной сфере или экономике»86.

Иными словами, отсутствие неких единых, принимаемых всеми или, по крайней мере, большинством членов общества правил (как формальных, так и нефор­мальных) затрудняет экономический обмен между индивидами. Более того, ко­гда единых правил не существует обмен, скорее всего, будет просто невозмо­жен. Рассмотрим такую ситуацию: существует группа людей, не связанных ме­жду собой какими-либо едиными для всех ограничениями, то есть каждый член группы сам формирует для себя правила поведения в каждой конкретной ситуа­ции, ориентируясь на собственные предпочтения, привычки и т.д. Предположим также, что часть индивидов в этой группе придерживаются при взаимодействии с другими индивидами, условно говоря, «честной» стратегии поведения, не предполагающей обман контрагента, а другая часть индивидов из этой группы, наоборот, склонна к оппортунистическому поведению. Еще одна необходимая для нашего примера предпосылка - ex ante отсутствие у входящих в группу ин­дивидов информации о том, к какой именно части группы («честной» или «оп­портунистической») принадлежит тот или иной человек. Иными словами, каж­дый член группы может уверенно предсказать характер поведения в случае взаимодействие только одного человека - себя самого.

Предположим далее, что двое индивидов, входящих в эту группу пытаются за­ключить сделку, предполагающую взаимовыгодный обмен продуктами труда. Далее, наличие информационной асимметрии между сторонами (эта асимметрия может быть связана с характером обмениваемых благ) позволяет реализовать оппортунистическую стратегию поведения в том случае, если один или оба ин-

86 Норт Д. (1997), Институты, институциональные изменения и функционирование экономики, М.: Начала, с.17.

дивида принадлежат к «оппортунистической» группе. Пусть платежная матрица выглядит следующим образом:

Индивид А

Обманывать Не обманы-

вать

(4; 4)	(0; 18)
(18; 0)	(Ю; Ю)

Индивид В

Обманывать

Не обманывать

Если индивид А принадлежит к «честной» части группы, а индивид В — к «оппортуни­стической», доминирующей стратегией будет (не обманывать; обманывать) и выигрыш А будет равен 0, в то время как выигрыш В составит 18 денежных единиц87.

Очевидно, что если для А возможно повторное взаимодействие (причем, совер­шенно не обязательно с индивидом В, а вообще, с любым индивидом из данной группы), перед А возникает дилемма: либо пренебречь возможными выгодами и вообще не совершать обмен, либо изменить свою стратегию поведения на оп­портунистическую. Доминирующей стратегией в последнем случае будет (об­манывать; обманывать) (в том случае, если контрагент А принадлежит к «оп­портунистической» части группы), либо (обманывать; не обманывать) (если контрагент из «честной» части). Вполне понятно, что после ряда такого рода взаимодействий в группе не останется индивидов, придерживающихся «чест­ной» стратегии поведения и при этом желающих вступать в отношения обмена с другими членами группы. Доминирующей стратегией для всех сделок станет стратегия (обманывать; обманывать) и совокупный общественный выигрыш от кас дой сделки будет на 12 единиц меньше того выигрыша, который был бы возможен, если бы все члены данной группы придерживались «честной» страте­гии. Фактически, в данном случае, при отсутствии единых правил, принятых всеми членами группы, или, по крайней мере, неким критическим большинст­вом последних, имеет место ситуацию ухудшающего отбора, что, разумеется, не может не сказаться отрицательно на благосостоянии всей группы.

Приведенные выше рассуждения, вообще говоря, справедливы для любых пра­вил: как формальных, так и неформальных. И те и другие представляют собой неконкурентные в потреблении блага и, при прочих равных условиях, благосос­тояние общества тем выше, чем больше его членов руководствуются едиными формальными или неформальными правилами. Заметим, что речь в данном слу­чае идет лишь о распространении единых правил там, где раньше ничего подоб­ного не было, а не о замене одной системы правил на другую. В последнем слу­чае экономические последствия для общества однозначно определить нельзя.

Формальные правила обладают перед правилами неформальными рядом преимуществ. Во-первых, издержки распространения неформальных правил, в общем случае, выше, по срав-

87 В данной платежной матрице отражены только материальные выгоды индивидов при выборе той или иной стратегии поведения: здесь отсутствуют, в частности, моральные выгоды индиви­да, принадлежащего к «честной» части группы, связанные с отсутствием для него необходимо­сти обманывать своего контрагента. Иными словами, первоначальный выбор индивидом, при­надлежащим к «честной» части группы, соответствующей неоппортунистической стратегии обусловлен не только отраженными в данной матрице материальными условиями взаимодейст­вия, но и экзогенно заданными первоначальными поведенческими установками этого индивида, которые, в свою очередь, могут быть отражением его предыдущего опыта такого рода взаимо­действий, воспитания, личностных характеристик и т.д. В этом смысле представленная платеж­ная матрица, строго говоря, не является простой задачей теории игр.

нению с издержками распространения правил формальных. Последние, в силу этого, могут быть распространены на большие группы людей и на большие территории, по сравнению с нефор­мальными правилами.

Во-вторых, формализация правил позволяет обществу экономить на трансакци-онных издержках, в частности на издержках измерения: «Возрастающая слож­ность общества, естественно, повышает отдачу от формализации ограничений (которая становится возможной с развитием письменности), а технологические изменения способствуют снижению издержек оценки и поощряют применение точных, стандартизированных мер и весов»88.

В-третьих, формальные ограничения поддерживаются государством, что, в большинстве случаев, соответствует интересам общества.

Вообще говоря, вопрос о том, является ли защита правил общественным благом не столь тривиален, каким может показаться на первый взгляд. В современной экономической теории по-прежнему остается распространенной точка зрения, в соответствии с которой предоставление блага «защита правил» частным поряд­ком, вообще говоря, более эффективно для общества, чем производство этого блага как общественного. В частности, такую точку зрения отстаивали в своей очень известной работе нобелевские лауреаты по экономике Джордж Стиглер и Гэри Беккер89. В модели, представленной этими исследователями индивиды и частные фирмы самостоятельно преследуют нарушителей закона, задерживают их и, соответственно, им же достается и штраф, взыскиваемый с правонаруши­телей (этот штраф включает и возмещение частных расходов на преследование и задержание нарушителей). В том случае, если частной фирме не удается пой­мать преступника, она, естественно, вынуждена взять на себя все расходы, свя­занные с этой неудачной попыткой. Важно заметить, что в модели Беккера -Стиглера существует только одна форма наказания преступников - денежный штраф, как компенсация нанесенного ущерба. Основной вывод американских исследователей заключается в том, что частная защита прав в два раза эффек­тивнее их общественной защиты.

Подход Стиглера и Беккера был подвергнут критике, в частности, со стороны не менее известных экономистов Ричарда Познера и Уильяма Ландеса. Вообще го­воря, идея частной защиты формальных правил только на первый взгляд кажет­ся неожиданной и даже революционной. «При защите контрактов, в случаях гражданских правонарушений и нарушений прав собственности, например, роль государства ограничивается, по существу, поддержанием судебной системы; действительно, защита большинства контрактов, как формальных, так и нефор­мальных, обеспечивается просто угрозой разрыва отношений с нарушителем»90. Другие примеры частной защиты правил: деятельность полицейских информа­торов и шантажистов. В прошлом частная защита формальных правил распро­странялась и на криминальное право, в частности, парламент и муниципальные власти Англии в эпоху Революции платили вознаграждение за задержание и осуждение преступников, и в случаях, когда преступник наказывался штрафом, этот штраф делился между Короной и тем, кто задержал преступника.

88 Там же, с.67.

89 Becker, Gary. S. and Sigler, George J. (1974), Law Enforcement, Malfeasance and Compensation of
Enforcers, 3 Journal of Legal Studies, 1-18.

90 Landes, William M. and Posner, Richard A. (1974), The Private Enforcement of Law, NBER Work­
ing Paper Series, Working Paper No.62, 1.

В действительности, как показывают Ландес и Познер, заключение Беккера и Стиглера о большей общественной эффективности частной защиты формальных правил не может быть признано абсолютно верным даже в той гипотетической ситуации, которая как раз и была ими рассмотрена, когда единственным спосо­бом наказания преступников являются денежные штрафы, налогообложение ча­стных защитников правил отсутствует, а индивиды обладают полной информа­цией, что означает фактическую невозможность судебных ошибок и оппортуни­стического поведения.

Снятие этих недостаточно реалистичных предпосылок еще в большей степени подкрепляют такую точку зрения.

Во-первых, в ситуации, когда защита формальных правил осуществляется ин­дивидами или частными фирмами на тех же принципах, что и любая другая экономическая деятельность, очевидно, что также как и любая другая экономи­ческая деятельность, частная защита формальных правил должна облагаться на­логами. Налогообложение, однако, создает разрыв между той суммой, которую в виде штрафа платит преступник и той, которую в итоге получает коммерче­ская фирма, задержавшая его и/ или доказавшая его вину. Этот разрыв создает предпосылки для сговора между преступником и частным защитником фор­мальных правил: дача преступником взятки тому, кто его задержал или доказал его вину выгодна обеим сторонам. Стоит заметить, что критика Стиглером и Беккером общественного механизма защиты формальных правил опирается, в первую очередь, на тот факт, что государственная поддержка правил создает стимулы для взяток и коррупции. В случае, когда частные защитники правил облагаются налогами, этот аргумент может быть с равным успехом применен и к частному механизму защиты.

Во-вторых, если допустить возможность ошибок в правоприменении. В этом случае у частных фирм и индивидов, действующих на рынке защиты формаль­ных правил появляются стимулы к оппортунистическому поведению. Действи­тельно, их доходы напрямую зависят от количества совершаемых преступлений (чем выше уровень преступности в обществе, тем, при прочих равных условиях, дешевле обходится поимка и установление вины среднего преступника). Оп­портунистическое поведение частных защитников правил может реализовы-ваться в различных формах:

Обвинение может быть сфабриковано. То есть частные фирмы, занимаю­
щиеся защитой формальных правил могут задержать невиновного человека
за преступление, которого не было.

Невиновный может понести наказание за преступление, которого он не со­
вершал, так как доходы частных защитников закона зависят от количества
пойманных ими преступников.

Частные защитники формальных правил могут спровоцировать индивида на
нарушение закона.

Зная о готовящемся преступлении, частные полицейские не станут его пре­
дотвращать, а дождутся его совершения, так как наказание преступника, а
следовательно и доходы тех, кто его задержал будут в этом случае выше
(предполагается, что тяжесть наказания напрямую зависит от причиненного
преступником ущерба).

В-третьих, если отказаться от нереалистичной предпосылки о штрафах, как единственной форме наказания правонарушителей и допустить возможность

тюремного заключения преступников, станет ясно, что без дополнительного стимулирования со стороны государства частные фирмы не смогут бороться с преступностью. Если же государство будет оплачивать услуги частных фирм и индивидов по задержанию преступников и установлению их вины, то, во-первых, общество вынуждено нести дополнительные расходы, а во-вторых, у этих фирм и индивидов появляются стимулы к рентоориентированному поведе­нию, так как вознаграждение частных защитников формальных правил в такой ситуации зависит от государственной перераспределительной системы.

Сравнивая эффективность частного и общественного механизмов защиты пра­вил, нельзя, однако, не коснуться еще одной из принятых Беккером и Стигле-ром, а затем и Ландесом и Познером предпосылок, а именно, предположения, что издержки задержания и осуждения преступников не зависят от того, каким порядком, частным или общественным, осуществляется защита формальных правил. Эта предпосылка была снята Полински91, который пришел к следую­щим выводам:

«Выгоды от координации усилий по защите правил — например, исключение дублирования следственных усилий и эксплуатация экономии на масштабе при обработке информации - доступны в условиях государственной или монополь­ной защиты правил и не достижимы в условиях конкуренции. Во-вторых, мо­тив получения прибыли, как можно предположить, приведет к тому, что из­держки частной защиты правил будут ниже издержек их общественной за­щиты. В-третьих, когда доходы от штрафов в ситуации государственной за­щиты правил не покрывают расходов, возможно появление издержек мертвого груза, связанных с финансированием этих расходов из других источников. Со­ответственно, если доходы от штрафов превышают расходы на борьбу с пре­ступностью, эффективный уровень общественных усилий должен быть ниже. Уравновешивая эти соображения, можно предположить, что монопольная защита правил будет дешевле их защиты в условиях конкуренции, но общест­венная защита будет более или менее дороже частной»*1.

Однако, тот факт, что частная защита формальных правил скорее всего окажет­ся дешевле их общественной защиты еще не означает, что первая предпочти­тельнее второй с точки зрения общественного благосостояния. Основная цель частных компаний, занимающихся борьбой с преступностью - максимизация прибыли, то есть максимизация количества пойманных преступников. Послед­нее, как отмечалось выше, напрямую связано с уровнем преступности в общест­ве. Основная цель общества - сокращение количества совершаемых преступле­ний, именно поэтому основной функцией наказания является сдерживание по­тенциальных преступников. Однако, частные защитники права ни коим образом не заинтересованы в таком сдерживании, и это, пожалуй, главный аргумент в пользу общественной защиты формальных правил.

91 Polinsky, A. Mitchell (1980), Private versus Public Enforcement of Fines, 9 Journal of Legal Stud­
ies, 105-127.

92 Ibid., 107.

5.2. Спонтанный экономический порядок и идеальные типы государст­ва

П

роисхождение государства: экономическая теория анар­хии. Важно заметить, что из наличия у государства сравнительных пре­имуществ в эффективности производства общественных благ так или иначе связанных со спецификацией и защитой прав собственности не следует непосредственно необходимость его возникновения: далеко не каждый эффек­тивный общественный институт оказывается жизнеспособным институтом. Для того, чтобы объяснить процесс генезиса государственной власти необходимо обратиться в первую очередь к целевым функциям индивидов, составляющих основу этой власти.

Вопрос о происхождении государства интересовал множество людей еще до по­явления экономической науки как таковой. Определенный прорыв в объяснении причин и механизмов возникновения государственной власти был достигнут философией Нового Времени.

Этот прорыв связывают, в первую очередь, с именами английских философов Томаса Гоббса и Джона Локка и француза Жана-Жака Руссо. Каждый из них принимал за точку отсчета общественного развития некое «естественное со­стояние» общества - состояние, которое многие современные исследователи называют «анархией». Вообще говоря, каждый из этих философов понимал под категорией «естественное состояние» нечто свое, причем понимания Гоббса и Руссо достаточно близки друг к другу (хотя оценивается это естественное со­стояние ими диаметрально противоположно) и сильно отличаются от понима­ния естественного состояния общества Джоном Локком.

«Естественное состояние» по Гоббсу и Руссо предполагает фактически полное отсутствие какого-либо положительного сотрудничества между находящимися в нем индивидами, поэтому права собственности и все остальные атрибуты ци­вилизации отсутствуют как таковые. Однако, как убедительно показали много­численные антропологические исследования и исследования биологов, зани­мающихся изучением поведения приматов, в такого рода «естественном состоя­нии» никогда не находились (да и не могли находиться) не то что люди, а даже высшие приматы.

Нет никаких сомнений в том, что предок у людей и у человекообразных обезьян (горилл и шимпанзе) один и тот же. Из общих особенностей социального пове­дения людей и человекообразных обезьян мы можем сделать заключение о го-мологичности их поведения, обусловленности его существованием одного и то­го же предка и у тех, и у других. Шимпанзе, так же как и люди, живут группами, их поведение регулируется с помощью внутригрупповых правил, в этих группах существует устойчивая иерархическая система. Более того, исследователи обна­ружили у шимпанзе зачатки частной собственности и даже нечто, очень напо­минающее человеческие войны. Таким образом, по словам П. Рубина: «Никогда не было такого времени, когда люди жили бы без общественных правил. По ме­ре того, как наши предки развивались и становились более разумными, правила усложнялись, но состояния, в котором люди жили бы без правил не может быть

определено. «Естественное состояние», в таком случае, описывается правилами, существовавшими на тот момент, когда люди стали людьми»93.

Таким образом, «естественное состояние» в понимании Руссо и Гоббса пред­ставляет собой химеру, никогда не существовавшую в действительности. В со­временном понимании, анархическое состояние общества - это система, в кото­рой участники захватывают чужие ресурсы и защищают свои при отсутствии регулирования этого процесса сверху. Анархия - «это не хаос, а скорее спон­танный порядок»94. Такое понимание анархии достаточно близко к пониманию «естественного состояния» общества Джоном Локком: в «естественном состоя­нии» по Локку присутствуют такие институты, как церковь, семья, собствен­ность и т.д., нет только института государственной власти. Иными словами, Хиршлейфер и другие современные исследователи, вслед за Локком, рассмат­ривают анархию, как феномен, описывающий взаимодействие не обособленных индивидов, а их групп, абстрагируясь от механизмов взаимодействия индивидов внутри этих групп. При таком подходе с помощью категории анархического взаимодействия могут быть описаны не только взаимоотношения первобытных племен, но и, например, международная борьба за контроль над мировыми ре­сурсами, ведущаяся на уровне независимых государств или любая война между независимыми государствами.

В истории экономики существует множество примеров более или менее дли­тельного существования сообществ без центральной власти. Существует масса исследований, объясняющих причины устойчивого существования таких сооб­ществ. В частности, по мнению Глакмана, исследовавшего жизнь народа ну-эров, главными среди этих причин являются наличие в таких сообществах ин­ститутов возмездия за нанесенный ущерб, поддерживаемых специальными группами возмездия: именно таким образом, в частности, до сих пор поддержи­вается существующий даже в некоторых европейских сообществах институт вендетты, предполагающий, что все кровные родственники несут коллективную ответственность за каждого члена группы95. Другим важнейшим институтом, поддерживающим равновесие в безгосударственных сообществах, Глакман на­зывает институт компенсации: механизм избежания возмездия с помощью зна­чительной материальной компенсации. Оба этих института выступают в роли средств сдерживания потенциального нарушителя, снижая, таким образом, из­держки обеспечения прав собственности.

Ричард Познер сосредоточивает свое внимание на роли, которую играет в безго­сударственных сообществах институт взаимного страхования от голода96. От­сутствие развитой технологи общественного производства, низкий уровень раз­вития научно-технических знаний, ограниченный ассортимент производимой в таких сообществах продукции, отсутствие внешней торговли, слабое развитие техники делают риск неурожая в первобытных земледельческих сообществах колоссальным. Поэтому главным экономическим мотивом индивидов в таком сообществе становится не максимизация индивидуального дохода, а выжива-

93 Rubin, Paul H. (1998), The State of Nature and the Evolution of Political Preferences, Department of
Economics Emory University Working Paper Series, 4.

94 Hirshleifer, Jack (1995), Anarchy and its Breakdown, 103 Journal of Political Economy, 26.

95 Gluckman, Max (1956), Custom and Conflict in Africa, Oxford: Basil Blackwell.

96 Posner, Richard A. (1980), A Theory of Primitive Society, with Special Reference to Law, 23 Jour­
nal of Law and Economics, 1-53.

ние, которое легче обеспечить не по одиночке, а всей группой. Поэтому в таких группах и возникают институты взаимного страхования, включающие в себя распределение внутри группы излишков урожая, приношение даров, брачные и родственные правила и другие институты, способствовавшие относительному выравниванию богатства у всех членов сообщества.

Наконец, Амбек, исследовавший в своих работах механизмы формирования и поддержания прав собственности во время калифорнийской «золотой лихорад­ки»97, выделил в качестве еще одного необходимого условия жизнеспособности безгосударственного сообщества относительно равномерное распределение по­тенциала насилия в таком сообществе. Независимые старатели в модели Амбека распределяют свои усилия между добычей золота на своем участке и насилием, которое принимает форму вытеснения других лиц с участка земли. Отдача от усилий и в том, и в другом случае сокращается, поэтому каждый старатель бу­дет стремиться к равенству предельных продуктов усилий обоих типов. Иначе говоря, индивид, обладающий сравнительными преимуществами в осуществле­нии насилия будет, при прочих равных условиях, обладать участком большим, по сравнению с другими старателями, участком земли. Если снять предпосылку об относительно равномерном распределении потенциала насилия, увеличива­ется вероятность появления такого индивида или группы, который найдет для себя выгодным захватить все имеющиеся участки. Если, далее, мы предполо­жим, что потенциал насилия, при прочих равных условиях, распределяется про­порционально богатству членов общества, то выводы Амбека и Познера тесно связаны друг с другом.

На сегодняшний день спонтанный экономический порядок сохранился только в наименее развитых обществах (да и то, лишь отчасти). Поэтому вопрос о том, почему такой порядок оказывается нежизнеспособен в долгосрочном аспекте представляется более интересным, чем вопрос о механизмах самоподдержания такого порядка. Для того, чтобы ответить на этот вопрос обратимся к теории анархии, предложенной Джеком Хиршлейфером.

Первоначально в его модели действуют всего два индивида или группы, распределяю­щие имеющиеся у них ресурсы между производством благ и насилием, целью которого является не только захват чужих ресурсов, но и защита собственных (захват чужих потребительских благ и защита своих в модели не рассматривается):

Ri=aiEi+biFi

Где i = 1,2; Е; — производственные усилия i-того индивида, F; — его военные усилия; а, и bj — издержки конверсии единицы ресурсов в производственные и военные усилия соответст­венно.

Интенсивность производственных и военных усилий i-того индивида определяется как:

Соответственно:

Далее, Хиршлейфер рассматривает доход, получаемый каждым из индивидов как сте­пенную функцию от используемых ресурсов:

97 См.: Umbeck, John R. (1978), A Theory of Contractual Choice and the California Gold Rush, 2 Journal of Law and Economics, 421-437; Umbeck, John R. (1981), A Theory of Property Rights with Applications to the California Gold Rush, Ames: Iowa State University Press.