2020-09-24
246
Разумеется, человек без «ума» в смысле особенного божественного присутствия в нем должен был рассматриваться как животное. В патристике это так и происходило, причем, утверждения, наиболее строго сформулированные — с точки зрения философской антропологии, — прозвучали в христологии.
Бог воплотился в человека? Или все-таки в человеческое животное? — Такой вопрос был поставлен в связи с учением Аполлинария Лаодикийского (ок. 315–ок. 390), которое так и войдет в историю как одна из образцовых христологических ересей.
Процитируем относительно позднего автора, чья формулировка не только удобна своей лаконичностью, но и характеризует «хрестоматийность» ереси Аполлинария для византийской традиции, — Феодора Студита (759–826)[48]. Он упоминает ересь Ария, который (якобы) учил, будто Христос воплотился в человеческое тело без души[49], а потом ересь Аполлинария, будто Христос воплотился в человеческое тело с душою, но без «ума» (в том смысле, в каком «ум» отличается от «души»), и комментирует это так:
| Тот, кто допускает [будто Логос воплотился в] неодушевленное, лишает Господне тело жизни, ибо непричастное души, очевидно, также и вне жизни, а тот, кто (допускает) не имеющее ума, относит (его) к бессловесной [т.е. животной] сущности, потому что то, что не имеет ума, то и бессловесно. | Ὁ μὲν οὖν τῷ ἀψύχῳ προϊστάμενος, ἐξίστησι ζωῆς τὸ δεσποτικὸν σῶμα· τὸ γὰρ ἀμοιροῦν ψυχῆς, καὶ ζωῆς ἐστιν ἐκτὸς δηλονότι· ὁ δὲ τὸ ἄνουν, τῇ ἀλόγῳ συντάττει οὐσίᾳ· ἐπείπερ πᾶν ἄνουν, καὶ ἄλογον. |
Из самого противопоставления в этом отрывке «ума» и «души» мы можем понять, что «ум» тут относится именно к тому, в чем «образ Божий», а не просто интеллектуальные способности. Ведь отрицания у Иисуса человеческих интеллектуальных способностей никто Аполлинарию не приписывал. Тут речь о том, что даже высокоинтеллектуальный «человек», если он лишен «ума» как носителя образа Божия, — всё равно животное.
Чтобы окончательно убедиться в правильности нашего понимания Феодора Студита, обратимся к классическому (и, видимо, известному Феодору) тексту антиаполлинаристской полемики, — Антирритику против Аполлинария Григория Нисского[50], где обсуждается трактовка Аполлинарием слов апостола Павла бысть первый человек Адам в душу живу, последний Адам в Дух животворящ (1 Кор. 15:45). Все были согласны, что речь идет о сравнении Адама и Христа, но Аполлинарий толковал это в том смысле, что первый Адам был телом с душой, а второй, Христос, имел вместо души (в смысле «ума») «животворящий Дух», то есть Бога. Григорий Нисский толкует это изречение в том смысле, что Павел метонимически (pars pro toto) относит «Дух» ко Христу в целом, подобно тому, как «душа жива» — метонимическое определение первого Адама и человека вообще. Помимо напрашивающегося возражения Аполлинарию, что у него выходит, будто воплотился не только Сын, но еще и Дух, Григорий приводит антропологический аргумент:
| Разве ум, который он [Аполлинарий, используя терминологию Павла] называет духом, не был совложен Адаму при сотворении? Если так, то в чем же тогда у него подобие Богу? Что же такое истечение божественного дуновения (Быт. 2:7), если не верить, что это ум? | ἆρα ὁ νοῦς, ὅπερ ὀνομάζει πνεῦμα, οὐ συγκατεβλήθη τῷ κατὰ τὸν Ἀδὰμ πλάσματι; οὐκοῦν ἐν τίνι αὐτῷ ἡ πρὸς τὸν θεὸν ὁμοιίτης; τίς δὲ ἡ ἐκ τοῦ θείου ἐμφυσήματος ἀπορροή, εἰ μὴ ὁ νοῦς ταῦτα εἶναι πιστεύοιτο; |
В этом сочинении Григорий Нисский разбирает тезис за тезисом подлинные тексты Аполлинария. Похоже, что в случае Христа Аполлинарий считал излишним еще дополнительное к Логосу божественное «дуновение», присущее каждому человеку. Для оппонентов Аполлинария это означало отрицание в Иисусе образа Божия и, таким образом, принадлежности к человечеству. Так что, видимо, Феодор Студит был прав, считая, что христология Аполлинария превращает Иисуса из человека в животное.
Мы даже можем заподозрить, что нечто подобное заявляли в свое время, по крайней мере, некоторые из последователей Аполлинария. От третьей четверти IV века до нас дошел — под именем Афанасия Александрийского, но ему не принадлежащий — полемический диалог с безымянным аполлинаристом[51]. Диалог, скорее всего, фиктивный — то есть это просто полемический трактат, которому автор придал форму диалога. В нем среди прочих, вполне естественных для аполлинаристов аргументов, высказывается один настолько резкий, что выдающийся историк христологии Алоиз Грилльмайер подозревал в нем полемический прием со стороны автора диалога, reductio ad absurdum [52]. Вот этот-то аргумент нам и нужен. Безотносительно к своей фиктивности или подлинности, он важен как свидетельство взглядов не Аполлинария, а его оппонентов.
Аполлинарист начинает с бесспорного утверждения — о том, как земное тело может быть либо человеческим, либо животным в зависимости от того, какую душу оно примет (это учение Аристотеля о душе как энтелехии материального тела: О душе, 412a27), а дальше переходит к выводу[53]:
| Если какое-либо из земных тел восприимет словесную (т.е. разумную) душу, то получится человек, а если бессловесную — то получится иное, нежели человек животное. Но когда Господь из этой же материи сам себе сотворяет тело и живит его своей собственной сущностью, — подобно тому, как обыкновенно бывает при создании обычного животного, имеющего душу, — то он, подавая свои собственные энергии, творит животное-Бога: Бога — по эйдосу (виду), а человека — по материи. | Τῶν γηΐνων σωμάτων ὅταν τι προσλάβῃ ψυχὴν λογικὴν, ἄνθρωπος γίνεται, ἐὰν δὲ ἄλογον ψυχὴν προσλάβῃ, ζῷον ἕτερον παρὰ τὸν ἄνθρωπον γίνεται. Ἐκ δὲ ταύτης τῆς ὕλης ὁ Κύριος ἑαυτῷ διαπλασάμενος σῶμα καὶ τοῦτο ζωώσας τῇ ἰδίᾳ οὐσίᾳ, ὅπερ πέφυκε μὲν ψυχὴν ἔχον κοινὸν ἀποτελεῖν ζῷον, τούτῳ δὲ καὶ τὰς ἰδίας ἐνεργείας μεταδεδωκὼς ἐποίει ζῷον Θεὸν, Θεὸν μὲν κατὰ τὸ εἶδος, ἄνθρωπον δὲ κατὰ τὴν ὕλην. |
Чуть ниже аполлинарист поясняет, что под «энергиями» Бога он подразумевал то же самое, что «(эйдос) вид». Тут опять Аристотель с его понятием о душе как «эйдосе (виде)» тела (О душе, 412a19-20). Но главное — это замечательное выражение «животное-Бог», ζῷον Θεόν[54]. Тут поневоле, вместе с Грилльмайером, начнешь подозревать оппонентов Аполлинария в использовании полемического приема reductio ad absurdum и даже технологии «черного пиара» (когда от имени оппонента делаются компрометирующие его высказывания).
Не будем чрезмерно грустить из-за того, что эти интригующие подробности богословской полемики конца IV века останутся от нас сокрытыми. Гораздо важнее, что наш документ подтверждает ту же точку зрения, которую мы уже встретили почти через 500 лет у Феодора Студита: если бы существовал такой Иисус, которого нам рисовало воображение Аполлинария, то это был бы не человек, а животное.
В действительности не только Иисус не был таким существом, но такого существа не могло быть в природе. Но мы посвятили этому существу столько времени, потом что оно окажется исключительно полезным для наших целей. Полезным даже не только в качестве идеальной, но невозможной в реальности модели, — каковы, например, идеальный газ или абсолютно здоровый психически человек, — но отчасти и как наш современник.
- Иисус Аполлинария в гостях у современных философов
Иисус Аполлинария, хоть он и не существует, является нашим современником: это такой человек, каким его видят современные науки. Он обладает сознанием и интеллектом, но ему, как и животным, не свойственно неопосредованное и специфичное только для него присутствие Бога. Но этого и не требовалось от человека ни в большинстве античных теорий, ни в философских антропологиях нашего времени.
Такого присутствия Бога в человеке не предполагают даже те современные философские школы, которые защищают наличие в человеке души. Все эти школы, вслед за Декартом (и его предшественниками в западной, а не восточной христианской традиции[55]), связывают наличие души с наличием сознания, а вовсе не Бога. В то же время, в наличии сознания животным они отказывают: в учении о животных как биороботах Декарт (как, впрочем, его предшественники в схоластике) был наследником стоиков. Восточная патристика, напротив, не придавала сознанию никакого фундаментального для антропологии значения и без всякой ревности была готова им поделиться с животными.
Не столько курьезно, сколько симптоматично, что в период становления так называемой «парижской» богословской школы (вырабатывавшей версии православия, приближенные ко вкусам русской интеллигенции ХХ века), ее главный вдохновитель Сергий Булгаков в своем христологическом труде Агнец Божий (1933) посвятил много страниц реабилитации идей Аполлинария, которого он считал «непонятым» отцами Церкви и осужденным несправедливо[56].
С точки зрения восточной патристики, безразлично, кто более прав в современном споре «физикалистов» и «дуалистов» (вторые находят в человеческом сознании, а иногда и у высших животных какие-то представления, которые не имеют однозначной обусловленности физическими и химическими процессами, а первые это отрицают)[57]. В человеке по-настоящему важен — и по-настоящему отличает его от животных — совершенно иной дуализм: дуализм «человеческого животного» и Бога.
Для современной философии понятие человека, в отличие от понятия животного, часто связывается с понятием личности, которое было впервые введено в 1689 году Джоном Локком[58]. «Личность» предполагает сознание и самосознание. Мы поговорим об этом понятии в следующей главе, но сейчас лишь скажем заранее, что у самого автора определения личности, Локка, это понятие гипотетически распространялось на животных (вроде того разумного попугая, историю о котором он рассказывает перед тем, как это понятие определить): такие животные будут личностями, но не будут людьми; в то же время, многие люди, лишенные разума, не являются, согласно этому определению, личностями. В отличие от большинства современных философов, Локк не делал из понятия личности чего-либо специфического для человека, — и в этом он оставался близок к патристической традиции.
Если мы будем переводить восточнохристианскую антропологию и аскетику на язык современной науки, мы не должны будем удивляться, что наиболее интересными для нас окажутся те направления философии и психологии, которые имеют репутацию наиболее материалистических. Конечно, без молитвы и помощи Божией никакое дело в христианстве не только не делается, но даже не обсуждается и не может быть понято. Но при этом есть много ситуаций, где по одним только внешне наблюдаемым действиям врача невозможно понять, верующий он или нет. Это касается лечения не только каких-нибудь переломов костей, но и психиатрии. И напротив: различные теории, эксплицитно вводящие в психологию духовные и квазидуховные сущности, воспринимаются как двойное заблуждение: сразу и религиозное, и научное.
В человеке есть «ум» — носитель божества, причем, именно Бога Авраама, Исаака и Иакова, так как никакого другого божества не бывает. Его нельзя редуцировать не только к материальному, но и ни к чему другому, реальному или вымышленному: ни к «душе» в смысле картезианского дуализма, ни к «архетипам» К. Г. Юнга, ни чему-то еще.
